После того как у Дэйва обнаружили мукозный лейшманиоз, я понял, что нужно перестать тянуть время и пройти курс лечения. Какими бы ни были побочные эффекты, я не хотел рисковать своим лицом, а то и жизнью.
И вот в конце мая я позвонил в Национальный институт здравоохранения и договорился о визите в начале июня для проведения биопсии и постановки диагноза. К этому времени мой укус превратился в отвратительный гноящийся огненно-красный кратер размером с монету в четверть доллара. Впрочем, он меня не беспокоил – температура больше не поднималась, и чувствовал я себя превосходно. По мнению доктора Нэша, мои скачки температуры не имели отношения к лейшманиозу и стали, скорее всего, следствием вирусных инфекций, случайно совпавших по времени с паразитарным заболеванием. Правда, возможно, случайности здесь не было – моя иммунная система, ослабленная сопротивлением лейшманиозу, который уничтожает белые кровяные тельца, не смогла справиться с вирусом.
Назначенный мне день приближался, и тут я узнал, что курс лечения Дэйва при помощи липосомного амфотерицина закончился весьма неудачно. У него стали отказывать почки, и доктор Нэш прервал лечение после двух сеансов. Дэйв остался в институте под наблюдением, а доктора принялись решать, что делать дальше.
Глава 24
Мне казалось, будто в голове у меня бушует пожар
Национальный институт здравоохранения занимает территорию, покрытую зеленью, площадью в несколько сот акров, в Бетесде, штат Мэриленд. Я приехал туда один 1 июня, в великолепный летний день. В воздухе стоял запах свежескошенной травы, на деревьях щебетали птицы. Число сандалий и джинсов, казалось, превосходило число лабораторных халатов, везде царил свободный университетский дух. Я прошел по подъездной дорожке к центральному клиническому корпусу. Вдалеке одинокий горнист сыграл сигнал отбоя.
Я вошел в здание и долго бродил в поисках регистратуры – это было хуже, чем заблудиться в джунглях. Наконец я ее нашел, подписал бумагу, в соответствии с которой соглашался стать объектом исследования, и любезная медсестра взяла у меня кровь, наполнив тринадцать пробирок. Я познакомился с доктором Нэшем и моим вторым доктором Элизой О’Коннелл. Доброжелательность и профессионализм обоих успокоили меня.
Сперва была дерматологическая лаборатория, куда пришел фотограф с цифровой камерой «Кэнон». Он поместил маленькую линеечку под язвой на моей руке и сделал с десяток фотографий. Потом меня провели в смотровую, где ждала стайка студентов-медиков: они по очереди разглядывали мою болячку, пальпировали ее, задавали вопросы. Наконец, в специальной лаборатории медсестра срезала с язвы две ленточки ткани для проведения биопсии и наложила швы на ранку.