В отделении тоже было празднично, чувствовалось, что готовились, ожидали. Алексей зашел в операционную. Хирургические инструменты, которые он приобрел в Москве и выслал почтой, были уже разобраны и разложены по стеклянным шкафам.
— Вот какие мы теперь богатые, Алексей Платонович, — сказала Михеева, и обычно хмурое лицо ее светилось такой радостью и гордостью, словно это она купила и теперь преподносит Алексею в подарок все эти блестящие инструменты.
И чистота в отделении, и приветливые улыбки сестер и санитарок, и обход — все радовало. Но вот Алексей узнал, что Сенечкин выписался домой, и огорчился.
— Напрасно поспешили, — сказал он с досадой. — Надо будет написать Бритвану, чтобы проследил. Все-таки сложный больной.
Лидии Петровне стало не по себе от замечания Корепанова. Она вспомнила разговор с Ракитиным — после операции у Сенечкина произошло воспаление уха, и больного вел Ракитин. Лидия Петровна ежедневно заходила в палату к больному, чтобы проведать, и радовалась, что ему с каждым днем становилось все лучше. Но однажды, когда они с Ракитиным были одни в ординаторской, он положил перед нею историю болезни Сенечкина, указал на анализы и спросил настороженно:
— Вас не смущает вот это?
Анализы сигнализировали о каком-то воспалительном процессе.
— Я думаю, это следы бывшего пожара, они будут постепенно стираться.
— А если это сигналы бедствия второй почки? — спросил Ракитин.
— Это было бы ужасно…
Когда Сенечкин выписывался, на душе у нее было спокойно, а вот сейчас, после замечания Корепанова, опять появилась тревога. Вербовая рассказала Алексею о разговоре с Ракитиным.
Алексей попросил принести историю болезни Сенечкина, долго просматривал ее, потом сказал:
— Вообще-то правильно сделали, что выписали, но я напишу Бритвану, чтобы следил.
После обхода Алексей имел неприятный разговор с Ракитиным. Во время его отсутствия Ракитин занял для своих больных еще две палаты, и Корепанов попросил освободить их: нужны для легочных больных.
— Вы снова собираетесь оперировать на легких? — спросил Ракитин.
— Собираюсь, — ответил Корепанов. — Но палаты нужно освободить независимо от этого.
Ракитин понимал: с возвращением Корепанова объем хирургической работы увеличится, и все же ему не хотелось отдавать палаты.
— Я полагаю, что до открытия моего отделения вы могли бы поступиться, — сказал он улыбаясь.
— Больше десяти коек выделить не могу, — сказал Корепанов. — Этого мало, конечно, но скоро откроется ушное, и тогда у вас будут все пятьдесят. А пока…
— Если б я был главным врачом, — начал Ракитин, — я бы по отношению к вам…