Сердце в опилках (Кулаков) - страница 29

— Ты как туда залез, хомут тебе в дышло? — Захарыч был бледнее бледного, увидев, и оценив явно небезопасную ситуацию. — Спокойно, не дёргайся! Браво, Буня, браво! — стал успокаивать Захарыч слониху, которая уже начинала подавать признаки беспокойства от общения с таким бестолковым «дрессировщиком». — Хватит трескать, поставь животное на «ажну»! — Захарыч дёрнул за плечо Славку, который от волнения, словно кролик, продолжал грызть недоеденный в гостях у Захарыча сухарь. Его конопушки проявились и сияли, как звёзды в планетарии, когда выключают свет. Тот вышел из «столбняка» и скомандовал Буне стать на колено, Слониха сделала это легко и радостно, насколько ей позволяли возраст и здоровье. За что получила в награду недоеденный Славкой сухарь…

— …Рыжий! Что сегодня было — забудь! — Захарыч угрожающе обернулся в дверях, обращаясь к Славке. «Слоновожатый» послушно кивал Захарычу.

— Никому ни слова! Нам не хватало ещё по очередному выговору схлопотать. И так работаем без премий…

Пашка пришёл в себя только в шорной на конюшне, когда с жадностью и наслаждением пил «фирменный» крепкий чай Захарыча. Наливая второй стакан, он честно рассказал старику, что с ним произошло. Видавший виды человек, только покряхтывал и покачивал головой:

— Ох, Валюха, Валюха…

Не вдаваясь особенно в подробности, он рассказал Пашке, что сам пил в своей жизни только два раза.

— Первый, — когда, приняв «наркомовские», пошли в декабре сорок первого в сабельную атаку под Рузой. Тут-то меня и «зацепило» пулемётной очередью. Неожиданно так. Всё вокруг свистит — пули, ветер. Мы несёмся по снегу, очумело орём, саблями машем. Вдруг, словно кипятком ошпарило! А тут ещё взрыв! Я так толком ничего и не понял тогда. Две пули навылет, в мякоть…

Захарыч вдруг замолчал и потемнел лицом. Долго жевал губы…

— Второй, когда… — Захарыч вновь странно застопорил свой рассказ, словно не мог вспомнить. Или не хотел. Начал шарить по карманам, затем потянулся за табаком. Спичка с шипением вспыхнула, а он не торопился прикуривать. Потом жадно затянулся, словно в две затяжки хотел покончить с самокруткой и, скомкав повествование, закончил:

— Ну, в общем, пил я неделю беспробудно, словно хотел умереть. И чуть не умер, с непривычки… Потом расскажу. Как-нибудь. Может быть…

Захарыч вздохнул, перевёл дух и немного повеселел.

— Последний раз пили за Победу! А как же! И я вместе со всеми. Но, скорее не пил, а так, делал вид — нельзя мне уже тогда было…

Захарыч инстинктивно дотронулся до живота и пояснил:

— Отравился я в тот, — второй раз, крепко, как и ты. Серьёзно подсадил желудок спиртом — всё сжёг там не жрамши. К тому же контузия. В общем, поклялся я тогда. На могиле поклялся…