– Дан, Серт! – окликнула Бану, достаточно насладившись их понурым видом. – Задержитесь. Юдейр, перенеси все необходимое в мой шатер, мы продолжим внутри. Вы двое, – оглядела оставленных офицеров, – ждите снаружи.
– Да, тану, – не очень живо отозвалась парочка.
Когда группа людей отгородилась от мира сводами и пологом шатра, Бану продолжила заметно тише, но так же властно:
– Второе подразделение, Гистасп, как и прежде, будет ответственно за пленных. Под твоим началом будет вся элитная конница. Тех, кто может стрелять из лука на всем скаку с обеих рук, собери в отдельный отряд.
– Понял, госпожа, – он улыбнулся глазами.
Бану уже очень хорошо знала смысл такой улыбки. Гистасп больше всех остальных попервости внушал Бансабире тревогу: он почти со всеми был неизменно вежлив; в общем, безоговорочно подчинялся ее приказам; осаждал не в меру горячего Гобрия. Но когда дело доходило до решений, Бану отчетливо видела, что Гистасп мог без тени сомнения или сожаления проявить невиданную прежде безжалостность; не меняясь в лице, смотреть на зверство в адрес даже, казалось, приближенных к нему людей; мог пойти на самую вопиющую гнусность, будь то подкуп или предательство товарища. Граница между его учтивостью и истинной благожелательностью – той самой, которую танша быстро научилась отличать только по выражению в действительности удивительно добрых глаз, – казалась почти неприметной, но на деле оказывалась непреодолимой и громадной до того, что поначалу доводила Бансабиру до холодного пота. Нередко Бану приходила к мысли, что уж кому-кому, а Гистаспу больше других пошло бы носить на левом плече черную саблю из Храма Даг.
– Бугут, – танша перевела взгляд, – твое подразделение ответственно за все переходы, переправы, возню с реками и кораблями. Всех легких на подъем, с крепкими и сильными ногами, всех, способных покрывать большие расстояния пешком, преодолевать горы и трясины, распределят к тебе. Имей в виду, именно твоя обязанность в сражениях добывать знамена врага.
«Ну хотя бы не за пленных отвечать», – подумал мужчина и послушно отрапортовал:
– Слушаюсь, тану!
– Нер…
– Бану?
Вот же! Бансабира проглотила желание цокнуть языком.
– Все вспомогательные войска, обоз, лекари, фуражировка, – отчеканила женщина.
– Бану, это почти пятьсот человек! – взвыл Нер. – А биться-то в моем отряде кто будет?
– Оставшиеся пятьсот, это же очевидно, – сказала Бану так, что Гистасп вновь услышал ее циничное «Арифметика несложная, я думаю».
– А ты не забываешься?
Присутствовавшие, как обычно, Раду и Юдейр переглянулись. Не было ни дня с тех пор, как в их лагере появился этот молокосос, чтобы им обоим не хотелось ему врезать. За то ли, что рот открывал чаще положенного, как вот сейчас, или просто за то, что находился рядом с таншей, – без разницы, ей-богу! Кажется, еще ни в чем и никогда эти двое не были столь единодушны.