Ради этого тела дикари даже не стали связываться с псами войны, позволив уволочь второй неупокоенный обрубок за ворота. Вокруг Воалуса сомкнулось сплошное море ненависти. Ему приходилось двигаться, чтобы не увязнуть в изрубленных телах. Он применял всё своё умение — и лишь несколько царапин появились на нём, и каждая была оплачена смертью нанёсшего её храбреца. Ярость всё нарастала, пока не затмила глаза кровавой пеленой, и Неназываемый смеялся от восторга в своём мрачном святилище.
Первым вновь осознанным впечатлением было огромное, кроваво-красное солнце, почти касающееся моря. Под ногами было несколько изуродованных трупов, измочаленных до неузнаваемости. День закончился, а бой отгремел ещё раньше.
Воалус даже не пытался вспоминать, что с ним происходило после того, как ярость Неназываемого затмила в его глазах весь мир. Он мог видеть только последствия. Армии под городом уже не было, очевидно, большинство полукровок погибло в схватке с избранными, а оставшиеся не сумели удержать разрозненные племена. Трупы в беспорядке были разбросаны вокруг города, но самая чудовищная свалка была у главных ворот. Там, где начали свою работу избранные, и где псам войны пришлось выдержать последний штурм после того, как оставшийся забыл про разум.
Воин медленно побрёл к городу, стараясь не смотреть по сторонам. Священный меч он нашёл примерно на полпути к городу. Очевидно, оружие мешало ему после того, как враги побежали. Здесь было и несколько трупов атлантов, очевидно, самые храбрые пытались привести его в чувство и направить к воротам, где последние сохранившие разум дикари ломали ворота.
Ярость и напор полуживотных внушали невольное уважение. Ворота представляли собой жалкое зрелище, изрубленные и разбитые заклинаниями, обрушившиеся под тяжестью безумцев, утративших страх перед смертью. Стены домов тоже несли на себе многочисленные следы яростного боя, мостовые были все в бурых потёках, но от трупов уже успели избавиться.
Город устоял, заплатив немалую цену за спасение. Хмурые горожане и немногочисленные рабы возились с новыми створками ворот, хотя вряд ли в ближайшее время найдутся безумцы, решившие вновь испытать крепость белых стен.
Воалус медленно шёл по замусоренным улицам, и ему казалось, что город пал перед мощью штурмующих. Нигде не было видно пьяных солдат, пьющих в честь победы и в память о павших сослуживцах. Не плясали уличные танцовщицы, завлекая мужчин томными взглядами в тенета любви. Не было слышно ни музыки, ни стихов, и даже уличные торговцы не торопились расхваливать свой товар, как будто устыдившись своей каждодневной лжи.