А на небе сияли звезды… И мягкие губы Федора, склонившегося к ней, были так близко…
– Ну вы даете, гости московские! – только хмыкнул местный милиционер, плескаясь очень шумно в длиннющих трусах с яркими розочками.
Федор нежно обнимал Маргариту за талию, и она просто млела в его объятиях, но вдруг ей показалось, что ее лодыжек кто-то касается. Выйдя из любовного ступора, она отстранилась от Федора и дернула ногой, очень надеясь, что это не пиявка.
А дальше – все как в самом настоящем фильме ужасов. Над черной ребристой поверхностью озера всплыло человеческое тело со спутанными волосами, мертвенно-бледной кожей и, что особенно жутко, открытыми глазами. Раздался пронзительный крик, и Маргарита не сразу даже поняла, что это кричит она сама. А потом все смешалось: вода, воздух, лилии, звезды, труп, огромные глаза Федора… и куда-то унеслось в сознании Маргариты. Последнее, что она помнила, были слова Галины:
– Это же Маруся! Девушка Ерофея! Федор, держи Риту, она под воду уходит!
– Вот так вот можно приехать в санаторий и окончательно подорвать здоровье, – пожаловалась Маргарита своему брату Ерофею.
Она осталась здесь еще на неделю, чтобы помочь брату похоронить его девушку Марусю. А вот дела Федора больше ждать не могли, и он улетел, а вместе с ним в Москву, от греха подальше, полетели Лев Валерьянович и Антонина.
Ерофей выглядел очень плохо. Маргарите показалось, что он даже похудел, хотя дальше уже некуда, и так был весьма тощим парнем. Джинсы держались исключительно на подтяжках. Футболка висела на худых плечах как на вешалке. Глаза были заплаканные, волосы взлохмачены. Видно было, что человека подкосило горе.
Они шли медленно с местного кладбища. Маргарита держала его под руку. Стоял очень душный жаркий день.
– Спасибо, что ты осталась со мной, мне это важно, вернее, мне так легче… – поблагодарил ее Ерофей.
Он знал, что все спутники, сопровождавшие Маргариту, уже уехали.
– Я не могла тебя оставить в такой момент. Держись. Тебе пришлось пережить смерть отца, теперь вот смерть девушки.
– Вся жизнь у меня в тартарары, – вздохнул Ерофей. – Ты моя единственная родственница. Приехала за тысячу километров ко мне, и вот как-то не сложилось. Я сам во всем виноват.
– Ничего страшного, это можно было предположить. Иногда родные не дружат и не общаются, а мы с тобой росли в разных семьях, в разных условиях, чего от нас ждать можно было?
– Я знаю, что я виноват. Я оттолкнул тебя историей с медведицей.
– Я не хочу даже говорить об этом! Это все на твоей совести, мне противно это. Хорошо, что медведь выжил и идет на поправку, а скоро будет жить как в раю.