Платон сел.
— Прости… Ты понимаешь, мне страшно. Не в калабрийке дело — с ней мы справимся, так или иначе. Мы, наверно, справимся даже с социальными проблемами, хотя это будет потяжелее. Просто у меня такое чувство… Здесь, в системах Спирального моря… Как будто мы вломились в чужой дом, удобно расположились и уверены, что хозяева не придут. Мы уже привыкли считать, что родина человечества — не Земля, а Галактика. Но это ведь не так! Мы — вид, приспособленный к совершенно конкретной планете. Все правильно, никто из нас уже не считает Землю родиной. Я там даже не был. И ты не была… — Он покривился. — Я это знаю со своей стороны, с медицинской… Что такое пирамидная ретробулия? А амавроз Гансена? А полинейропатический псевдоатетоз? Это жуткие вещи, поверь мне. И совершенно неизвестные на Земле. Это здешнее. Точнее — это следствие контакта нашей биосферы с чужими. Мы сидим на спине кита… думаем, что это остров, рыбу ловим… А кит может в один прекрасный день повернуться к нам зубастой пастью. Или вообще нырнуть… — Он помолчал. — А мы тратим силы на войну. И даже остановить ее — не знаем, как.
Ника вздохнула.
— Ты правда думаешь, что мы в Пространстве не одни?..
Платон помотал головой.
— Нет. Я как раз уверен в обратном. Никакого другого человечества, никакого другого разума… нет. Нет даже ничего похожего. И… меня это и пугает. Потому что самое страшное — как раз непохожее. Неизвестность.
Ника кое–что вспомнила.
— А откуда это ты знаешь, что Андроник потерял четыре линкора?
Платон посмотрел на нее. Улыбнулся.
— Из сводок. Вообще–то я уже лет пять как вхожу в номенклатуру. Ты не знала?.. Ну да, конечно, не знала.
Ника не ответила. Скромный братец Платон…
— Я потому и говорю: обратись к Докиану. Если хочешь. О сражениях, которые еще не закончились, людям вроде меня все–таки не сообщают… — Он подошел к ней совсем близко. Почти коснулся плечом.
Ника смотрела в окно, и ей казалось, что Платон читает ее мысли, как в книге. Плевать на космические проблемы. Пусть в будущем хоть все человечество вымрет, хоть вся Галактика стянется в сингулярность; Ника не знала, возможно ли такое физически, и плевать ей было на это тоже. Пятьдесят лет. Самое большое шестьдесят. Чтобы прожить их. Прожить в своем доме, с человеком, который для этого однажды выбран. С которым ты — плоть единая.
Всего одна жизнь, а там — пускай хоть ад разверзается…
Только бы он вернулся.
В час, когда происходил этот разговор, гросс–адмирал Михаил Докиан сидел один в своем кабинете и старался ни о чем не думать.
Новости из Пространства были хорошие. Честно говоря — лучше, чем ожидалось на этой стадии. Группа «Юг» вгрызалась в Архипелаг вполне успешно; битва за Порт—Стентон, наверное, в учебники теперь войдет… Если будет кому их писать… Да… Андроник все–таки взял реванш, молодец. Фортуну бы только не спугнул… Докиан, как многие старые военные, верил, что сражающийся человек вступает в особые отношения с миром. С богами… Да, ни о чем не думать — не выходило. Он повернулся в кресле и осветил экран своего личного ординатора.