– Я не еду, – глядя не на секретаршу, а перед собою, ровным голосом проговорила Вера.
– Как не едете?
У той даже в горле что-то пискнуло от ужаса.
– Катя, занимайся своими делами, – велела Вера. – Семеновой напомни, чтобы показала мне квартальный отчет.
Испуганная секретарша вышла, пятясь, а Вера подошла к окну, посмотрела на унылый парк – подтаивающий снег, начало марта. На этой самой аллее увидела она когда-то непонятную светящуюся фигуру и поняла, что не бросит этот дом, эти иконы, эту золотистую кованую розу… Ей вдруг показалось, что светлое пятно и сейчас мелькнуло в просветах голых ветвей. Но, конечно, только показалось – никого в пустом парке не было.
– Ну что, скоро? – спросил шофер, когда секретарша вышла из директорского кабинета обратно в приемную.
– Не поедет, сказала.
– Ну да! – не поверил тот. – На Лубянку не поедет?
– Так сказала, – со страхом произнесла секретарша. И распорядилась: – Не уходи пока. Вдруг передумает.
– И сколько я тут буду сидеть? – хмыкнул он.
– Сколько надо, столько и посидишь! – прикрикнула она. – Вон радио послушай.
Пожав плечами, шофер включил радио.
«Пусть здесь арестовывают, – подумала Вера. – Чему быть, того не миновать. А самой к ним в лапы… Понятно же, что они мне там скажут: дай на него показания. Не поеду».
Самый главный вопрос, тот, который она задавала себе каждый день и на который не было ответа, на этот раз ей удалось не произнести даже мысленно.
За дверью послышался шум, крики. Вздрогнув, Вера отошла от окна и, наклонившись, вытащила из-под стола приготовленный заранее чемоданчик.
Что будет с Лизой? Все равно он запылал в ее мозгу, этот мучительный, обжигающий вопрос.
Дверь распахнулась. Секретарша Катя, шофер, еще кто-то у них за спинами – все толпились на пороге директорского кабинета. Слышались чьи-то рыдания.
– Вера Андреевна! – воскликнула Катя. – Слышите?! Да тише вы! – прикрикнула она на рыдающего.
В установившейся тишине донесся скорбный голос из радиоприемника:
– В ночь на второе марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения сердца и дыхания.
– Что ж теперь будет? – взвизгнула Катя. – Как же мы?..
Вера не ответила. Она снова подошла к окну и подняла руку, чтобы перекреститься. Но даже на это не достало у нее сил в ту минуту, когда она поняла, что явилось спасение.
Энкавэдэшник был тот же, который неделю назад увез Семена прямо из процедурного кабинета, когда он считал пульс пациенту. Тот же, который потом… В общем, тот же самый. Дефицит кадров у них, что ли?