Рассыпавшись в уверениях, что господин Баранов будет окружён здесь особым вниманием и заботой, Дедье уже продумывал, какую пользу можно извлечь из этих сведений для рекламы своего отеля. На днях он собирался на приём к голландскому негоцианту Ван Достену, и там-то стоит как бы невзначай упомянуть, какой человек остановился в отеле «Морской». И кто знает, случаен ли приход в Батавию корабля могущественной русской компании. Не повлечёт ли он за собой тесного торгового сотрудничества России с ост-индскими владениями Голландии?
Единственное, чего опасался в данной, безусловно выигрышной, ситуации Пьер Дедье, была неблагоприятная перспектива ухудшения здоровья господина Баранова в непривычном для него климате. И хотя смерть вполне ещё крепких людей была в Батавии делом обычным, француз всегда предпочитал, чтобы таковое случалось не в его отеле, а в гостиницах конкурентов.
17 марта 1819 года
Накануне Баранов почувствовал облегчение и сказал навестившему его Подушкину, что, слава Богу, ему, кажется, лучше и завтра он хотел бы выбраться из этого трактира и посмотреть на Батавию. Договорились, что Подушкин заедет за ним рано утром и, пока не жарко, они прогуляются по городу в экипаже, как это принято у живущих здесь добропорядочных англичан и голландцев.
Флотский лейтенант Яков Аникеевич Подушкин тоже возвращался на родину после завершения службы в Российско-Американской компании и положение пассажира на корабле давало ему полную свободу распоряжаться своим досугом в Батавии. В целях экономии средств Подушкин не стал съезжать с корабля в гостиницу, но каждый день, с утра, отправлялся в город, заглядывал в магазины, в китайские лавки, успел посетить одну из ближних яванских деревушек и, в отличие от Баранова, уже был до краёв полон впечатлениями от местной жизни, которыми ему не терпелось поделиться с глубоко чтимым им Александром Андреевичем.
Он помог Баранову выйти из отеля и сесть в ожидавший их экипаж, запряжённый двумя миниатюрными лошадками-пони. Смахивавший на индийца кучер в ярко-красной чалме и синем кафтане дёрнул уздцы, и коляска покатилась, ритмично стуча колёсами по булыжной мостовой.
Подушкин сидел рядом с Барановым, но, стесняясь начинать разговор, молчал. Неудобно же каждый день спрашивать о самочувствии, кормёжке в отеле да как почивалось, тем более что Баранов, когда бывал не в настроении, таких вопросов на дух не переносил.
— Вчерась я дал им прикурить, — неожиданно довольным голосом сказал Баранов.
— Кому, Александр Андреевич? — не понял Подушкин.
— Да москитам. Попросил слуг трактирных, чтоб подымокурили немного в нумере. Живо разлетелись. А под полог несколько всё ж забилось, махоньких, что наша мошка сибирская. Ну а там я сам их изловил. А ведь две ночи мучился. Облепят полог над кроватью и гудят, гудят...