Баранов, кликнув слугу, попросил зажечь свечи и вновь устроить небольшой дымокур в комнате, чтобы изгнать комарье. Сам вышел на веранду, сел в глубокое кресло, неторопливо отпил из стакана сладковатое вино.
Батавия всё же немало поразила его — роскошью природы и зданий, основательностью хорошо продуманного быта. Да ведь, поди, не одно столетие обживали голландцы эти берега.
Баранов вспомнил, какую никогда прежде не виданную картину явил перед ними залив, когда они бросили якорь на батавском рейде. С наступлением тьмы морская гладь словно вспыхнула тысячами мельчайших огней, и даже поднимаемые из воды вёсла гребных лодок мерцали таинственным фосфорическим светом. «Гнилые тропики», — пошутил тогда стоявший рядом на палубе Подушкин.
Как всё здесь плоско, равнинно, незыблемо. Иной была земля, покинутая им три месяца назад. Та земля, казалось, ещё переживала муки рождения. Однажды жившие на Уналашке алеуты увидели, как морская гладь стала извергать из себя столбы пара, по ночам из глубин моря вырывался огонь, а несколькими днями позже они услышали грозный рык, и буквально на глазах из моря начал подниматься новый остров со скалистым гребнем. Его назвали Богослов.
И люди, которых он посылал на разведку к Ситхе прежде чем занять её берега, ещё могли наблюдать, как в глубокой ночи озаряется пламенем и брызгами искр вершина большой горы, бросая мрачный отсвет на окрестные леса. Но ему увидеть это не довелось: к моменту прибытия на остров потаённые силы вулкана Эчкомб уже иссякли, вершину горы срезало извержением лавы, и с тех пор шедшие к Ситхе мореходцы за много миль всегда ориентировались по её характерному профилю в форме усечённого конуса.
А сколько раз, усмиряя туземные племена, жившие у берегов Кенайского полуострова, он ощущал под ногами слабое дрожание земли и с мольбой обращался к Творцу: «Господи, пронеси, помилуй нас, грешных слуг Твоих!» И хотя на Кадьяке земля никогда не тряслась под ногами, но однажды гигантская волна, родившаяся в недрах моря, со зловещим рёвом пошла на берег, сметая всё на своём пути — дома, байдары, корабли, и люди стремглав побежали от неё наверх, к холмам, а она преследовала их по пятам и успела унести с собой в море тех, кто был недостаточно резв...
Ночь выдалась безлунной, чёрной как сажа. Из открытого окна в комнату проникал терпкий запах цветов.
Баранов ворочался в широкой кровати, прикрытой от комарья кисейным пологом. Болели суставы, вновь дал знать о себе давний ревматизм. Там, в Америке, на Ситхе, названной Лисянским в его честь островом Баранова, должно быть, опять непрестанно льют дожди. Даже дома не выдерживали в тамошнем климате более двадцати лет и медленно разрушались от пропитывавшей их сырости. Что же говорить о людях!