От чистого сердца (Пьеха) - страница 131

Приехав на гастроли в Варшаву, рискнула спеть «Бал». Главный редактор музыкальных передач польского радио пришел ко мне после концерта и сказал: «Я принес вам цветы в знак признания того, что вы сумели спеть «Бал» иначе и, на мой взгляд, интереснее, чем Родович». Дело в том, что стихи Агнешки Осецкой глубоки по смыслу и допускают разные трактования. По замыслу Родович, бал этот – последний в её жизни. Мне же хотелось сказать песней: бал – это светлые минуты бытия, которые нам даны. Прожить их надо полно и достойно! Да здравствует бал нашей жизни! Так песня обрела свое второе рождение.

Польские песни вообще занимают особое место в моём репертуаре. В 1974 году я любила «Малгошку» («Małgośkа»), с удовольствием её пела. С Марылей Родович мы познакомились на Кубе еще в 1970 году, она тогда только начинала свою песенную карьеру, выступала в каком-то удивительном цыганском платье и… босиком. Знаю, что некоторые мои песни, например, песню «Мама», исполняла на польском языке Слава Пшибыльская. Польша до сих пор для меня много значит, почти в каждой стране, где я бывала, есть своя польская община. И на концертах из зала мне передают записочки, просят спеть что-нибудь на польском языке. В России я себя чувствую, можно сказать, послом польской песни, польской культуры. Польша у меня в крови! На все свои петербургские концерты я приглашаю сотрудников консульства Польши в Санкт-Петербурге и самым большим признанием моих заслуг на Родине считаю награждение к 75-летию орденом «Золотой Крест Заслуги» Республики Польша.



«Мама» – песня-долгожитель Александра Броневицкого на стихи Олега Милявского, написанная специально для меня. Её любят слушатели, я охотно включаю её в свои концерты – трогательную песню о самом дорогом для каждого человеке, перед которым, однако, мы так часто бываем виноваты. Когда умерла мама, эта песня превратилась для меня в реквием, в балладу, гимн всем матерям… Да, есть вещи, которые до конца понимаешь, пережив. Теперь эту песню исполняет Стас, посвящая её Илоне…



Есть еще одна песня, которая занимает особое место в моей творческой биографии. Это «Песня о Тане Савичевой». Я много лет прожила в Ленинграде и, как многие ленинградцы, была уверена, что Таня Савичева похоронена на Пискаревском кладбище. Правду узнала в 1976 году.

После моего ухода из «Дружбы» радиостанция «Юность» пригласила меня совершить поездку с концертами по студенческим строительным отрядам. По дороге в город Лукоянов Горьковской области (теперь Нижегородской) наша машина вдруг свернула с шоссе и остановилась у маленького сельского кладбища рабочего поселка Шатки, где, как оказалось, лежит моя землячка Таня Савичева. Девочка, чей блокадный дневник – десять лаконичных, но страшных своей горькой правдой страничек из записной книжки – стал на Нюрнбергском процессе одним из самых сильных обвинительных документов против фашизма. Я была потрясена этой внезапной встречей. Выяснилось, что Таня в 1943 году по «дороге жизни» через Ладожское озеро была вывезена сюда в детский дом. Нашлись архивы, нашлись люди, которые знали её и помнили. Боже мой, что только не перечувствовала я в тот день у памятника Тане! Ведь мы с нею почти ровесницы… И здесь же у меня родились строчки «Моя землячка, Савичева Таня, прости, что не пришла к тебе с цветами…». Но я дала себе слово, что обязательно вернусь сюда еще раз.