Второй раз я закрепила этот успех, когда мы в следующем году приехали туда от Госконцерта и я запела по-французски песню «Те, из Варшавы». Мы ездили по всей Кубе, и принимали нас там сердечно. В результате на Кубе мы выступали раз пять.
Но даже спустя годы я вспоминала свой первый приезд на Кубу в 70-м году, на фестиваль «Варадеро». Тогда меня поразило, насколько эмоционально мы близки – русские и кубинцы. И песня «Наш сосед» пришлась очень кстати, так как мы были наслышаны о музыкальности кубинцев, их умении чувствовать ритм. Эта песня была написана за два года до нашей поездки на Кубу – в 1968 году. На истории её создания я хотела бы остановиться подробнее.
Из воспоминаний Анны Потемкиной – дочери Бориса Потемкина
«…На дворе был конец 1965 года. В один ничем не отличающийся от остальных зимний вечер папа спел нам с мамой новую песню про соседа, который постоянно играет на кларнете и трубе. Песня нам очень понравилась. Потом она очень понравилась папиным обычным слушателям: друзьям и сотрудникам по работе. Следующие полтора года песню с большим энтузиазмом исполняли у нас дома.
В июле 1967 года мы с мамой впервые за все годы отправились отдыхать на Кавказ. Папа поехать с нами не мог, но регулярно писал письма. В конце одного из писем была приписка: «Кстати, пару дней назад набрался наглости и пошёл к Броневицкому. Он взял две песни. Сомневаюсь, что Пьеха будет их петь, но спасибо, что не выгнал».
Когда мы вернулись домой, папа описал свою встречу с Пьехой и Броневицким подробнее. Узнав, что Пьеха выступает в Ленинграде, папа подъехал до или после концерта, не помню точно. Броневицкого уже ждал какой-то человек с большой папкой клавиров. Он спел несколько песен. Было видно, что Броневицкому это неинтересно, что он устал и процесс его раздражает. Папа уже хотел уйти, понимая, что в таком состоянии Александр Александрович вряд ли отнесётся благосклонно к творчеству самоучки. В конце концов Броневицкий взял у настойчивого композитора одну песню, скорее всего, чтобы закончить аудиенцию. Потом он увидел папу и приветствовал его радушным: «Ну что там у вас?» – «Песни», – ответил готовый провалиться сквозь землю папа. «Я понимаю, что песни. Покажите клавиры». – «У меня нет клавиров, но я могу спеть». Броневицкий указал папе на рояль и куда-то отошёл. Видимо, недалеко, потому что на первом же куплете «Соседа» он вернулся и стал слушать. Когда папа закончил, он сказал: «Пойте ещё». Папа спел ещё несколько песен, после чего Броневицкий позвал Пьеху и попросил папу спеть первую и третью песни ещё раз. Папа так волновался, что не слышал ни как он поёт, ни что сказала Пьеха. Из стопора его вывел голос Броневицкого: «Я беру эти две песни, но они мне нужны срочно. Садитесь и пишите клавир». Это был полный провал – папа не умел писать ноты. К счастью, к этому моменту Александр Александрович проникся к новоиспечённому композитору некоторым сочувствием. Он потребовал, чтобы немедленно раздобыли где-нибудь магнитофон. Пока искали магнитофон, он взял клавир предыдущего автора и со словами: «Вот на этом творчестве и запишем» стал сам писать мелодию. Ему не хватило свободного места на листе, он откуда-то оторвал клочок нотной бумаги и дописал на нём. На этом отдельном клочке был записан второй вариант припева. Дело в том, что изначально припевов у песни было два. Или клочок нотной бумаги потерялся, или второй вариант припева Броневицкому не понравился – мы уже никогда не узнаем.