– Здесь чего дают, то и ешьте. Иногда нам приходится принимать до ста тридцати паломников. Если все они разом потребуют чаю без молока…
Ее жертва – выздоравливающий от алкоголизма молодой адвокат – возразил:
– Но я всего лишь попросил не наливать мне в чай молока.
– Не важно, чего вы просите, важно, чего вам дают.
Потом все сидели в трапезной за натертым дубовым столом и в молчании поглощали жирный ужин, воплощающий монастырский уклад Святой Филомены. Челюсти едоков бесшумно работали в четком ритме: жуй-пауза-жуй-пауза-глотай-пауза-жуй. Сестра из соседнего монастыря читала вслух «святой текст», предписанный для трапез. Каролина узнала Послание апостола Иоанна. Она слушала, уперев взгляд в белую блузу сидящей напротив миссис Хогг. Вскоре ее мысли переключились на миссис Хогг и недавние пререкания о чае. Она начала внимательно ее разглядывать: костлявое лицо, коротко подстриженные седые волосы, ресницы отсутствуют, очки без оправы, маленький жирный нос, кончик которого дергался при жевании, неимоверно тонкая шея и чудовищный бюст. Каролина осознала, что уже какое-то время не сводит глаз с грудей миссис Хогг, и в тот же миг поняла, что под хлопковой блузой их соски выпирают темными пятнами. Судя по всему, на женщине не было лифчика. Каролина поспешно отвела взгляд – ее затошнило от этого зрелища, поскольку сама она была чопорной и ее плотские грехи отличались неизменной утонченностью.
То был первый вечер.
Теперь же шел третий день. В конце длинного коридора они свернули. Каролина глянула на часики. Миссис Хогг не отставала.
– Вас обратили Мандерсы. Они вечно кого-нибудь обращают.
– Нет. Меня, по крайней мере, они не обратили.
– Мандерсы – очень хорошие люди, – заявила, словно защищая их, миссис Хогг.
– Милейшие.
– Очень хорошие, – стояла на своем миссис Хогг.
– Не спорю, – согласилась Каролина.
– Тут и спорить не о чем. Почему же вы стали католичкой?
– По многим причинам, – ответила Каролина. – Их не так-то легко назвать, так что не будем это обсуждать.
– М-м… ваш тип мне знаком, – заявила миссис Хогг, – я распознала его в первый же вечер. Во многом вы все еще протестантка. Придется вам от этого избавляться. Вы относитесь к необщительной породе людей, а католики – люди очень общительные. Почему вы не хотите говорить о своем обращении? Обращение – это замечательно. Не говорить о нем – это не по-католически.
Старушенция была в своем роде занятным созданием. У Каролины словно камень свалился с души. Она хихикнула и снова глянула на часики.
– Мне пора.
– Благодарение начнется только в три часа.