Я начал расспрашивать больного, и вскоре причина его плохого состояния была для меня ясна: из-за сильного сужения в двенадцатиперстной кишке у него практически не проходила пища, а вот что было причиной сужения – совершенно неизвестно. Конечно, скорее всего, это была застарелая язва, но не исключался и вариант рака желудка. И тут я без рентгена и фиброгастроскопии мог только гадать на кофейной гуще.
Я закончил осмотр и сидел, задумавшись, что говорить больному. Но тот сам прервал мои мысли:
– Сергий Аникитович, вижу я, понял ты болезнь мою, давай не томи душу, говори.
– Ян Геронимович, болезнь твоя мне известна. Кишка, что от желудка отходит, заросла, и через нее пища плохо идет. Вижу я, что худеть ты начал, рвоты каждый день. Так что никаким лекарством здесь не обойтись. Умрешь ты вскоре от голода из-за этого. Единственное, что могу сказать, – надо эту кишку, что сильно заросла, вырезать, а желудок с хорошей кишкой снова сшить. Только дело это тоже очень опасное – половина на половину, что умрешь, не могу я тебе обещать, что жив останешься.
Присутствующие в комнате загомонили, но взмахом руки Ходкевич заставил их замолчать.
– Лекарь, так когда мне умирать? Еще месяц проживу?
– Месяц проживешь, конечно, но слабость будет усиливаться, и худеть будешь. И с каждым днем надежда, что вырезать кишку удастся, будет меньше.
– Тогда слушайте меня все, – сказал больной, – выполню я вначале волю Рады нашей и посольство доведу до конца, а потом вверяюсь я твоим рукам, лекарь, надеюсь, Господь не оставит меня.
После этого я расписал больному диету, как и сколько раз должен он принимать пишу и в каком виде. О сроках операции мы не говорили, потому что было неизвестно, когда Иоанн Васильевич соблаговолит принять послов, хотя по сегодняшнему утру можно было понять, что эта аудиенция не задержится.
Затем я торжественно отбыл в Кремль, по-прежнему в царской карете. Я трясся на ухабах, сидя на жестком сиденье, и думал: «Ох и высоко ты взлетел, Щепотнев, в точности как бабка Марфа обещала, – гляди в оба, как бы падать больно не пришлось».
Когда прибыл в Кремль, меня уже ожидал тревожно переминающийся молодой стольник.
– Сергий Аникитович, Иоанн Васильевич требует немедленно, как приедешь, к нему подняться.
Когда я вошел в царские палаты, там уже сидело несколько воевод, с которыми Иоанн Васильевич, по-видимому, обсуждал будущие переговоры. Среди воевод был и Хворостинин, который приветливо кивнул мне.
По приказу царя все вышли, и мне пришлось рассказать о своем посещении послов.
Когда царь узнал, что болезнь Ходкевича неизлечима, он заметно помрачнел.