***
Ярчайший свет наотмашь хлестанул по глазам. Безжалостный луч впился в лодку, и не было никакой возможности посмотреть, откуда он исходит - световой поток грозил выжечь сетчатку и пронзить мозг. Иконников подавил в себе желание присесть на корточки, чтобы спрятаться от этого пронизывающего насквозь света. Прожектор бил с другой стороны - оттуда, где не должно было быть никого, кроме моря и облаков. Подкрался эсминец, сопровождавший конвой? Но как они разглядели лодку в темноте?
Сипло матерился матрос у дальномера; комиссар отшатнулся, загораживая руками лицо. Иконников успел разглядеть, как с кормовой палубы третьего корабля взмыла и пошла к ним какая-то тень…
- Попались, командир! - прохрипел из люка, Водяницкий. - Теперь не уйти, беляки нас спеленают, как малых дитёв!
Иконников обреченно кивнул. Зажатые с двух сторон, в лучах прожекторов они беспомощны.
В рукав вцепились чьи-то пальцы. Комиссар.
- Товарищ, надо готовить лодку к взрыву! Я лично могу... нельзя сдавать врагам корабль, носящий имя товарища Тро...
Имя вождя революции заглушил гулкий рокот. Сверху ударил еще один луч, и все звуки потонули в голосе такой громкости, что барабанные перепонки казалось, смыкались где-то посредине черепа.
- Товарищи краснофлотцы! Во избежание бессмысленных жертв, предлагаем не оказывать сопротивления, лечь в дрейф и принять десантную партию. Товарищ Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам людей! Подумайте об их матерях, женах, детях! Гарантируем всем неприкосновенность. По прибытии в Севастополь вы сможете идти, куда пожелаете, никто не будет вас удерживать! Товарищ Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам...
- Ах ты, контра! - прошипел комиссар. - Дружки твои явились? А ну, говори, за сколько продал лодку? За сколько Республику продал, гад?
Пальцы его зацарапали по лакированной крышке маузера. Иконников смотрел на них - длинные, с обкусанными ногтями, испачканные фиолетовыми чернилами, пальцы студента или гимназиста, - и не мог понять, почему он слышит каждое слово комиссара сквозь этот трубный глас и рокот?
«Браунинг» хлопнул, затворная рама отскочила, выбрасывая гильзу. Комиссар, так и не успевший вытащить оружие, ничком повалился на железный настил. Иконников покосился на Малеева - тот замер, с остекленевшими глазами, из уголка рта тянулась, блестя в свете прожектора, нитка слюны, - и стал запихивать пистолет за отворот кожанки.
- Боцман, свистать всех наверх! - И, уже для себя, тихо добавил: