Присаживаюсь рядом.
— Дай мне тоже.
Щелкаю зажигалкой. Какое-то время курим молча. Я собираюсь с мыслями. От тебя ведь первых слов не дождешься.
Выясняется, что я тебя не так уж хорошо знаю. Впрочем… так оно и есть.
— Лер, я сегодня переночую где-нибудь, — ты тушишь в урне сигарету. — У Богдана, например. А завтра… завтра мы сделаем вид, что ничего не было.
У Богдана, значит… Ага, как бы не так… Ладно, с этим потом разберемся.
— Зачем нам делать вид, что ничего не было?
— Лер, ты же пожалеешь потом…
— С чего это вдруг?
— Лера… — ты вздыхаешь. Грустно и обреченно. — Я не знаю, что ты там себе напридумывала. Из-за Антона так переживаешь… Или вообще — что тебе с парнями как-то… не везет… Или гормоны шалят. Или бутылка шампанского на тебя так действует. Но… — еще один судорожный вздох, — не надо.
— Не надо — что? — чувствую — закипаю. Стремительно.
— Не надо делать то, о чем завтра будешь очень-очень сильно сожалеть.
— Так-так-так, — говорю тихо, почти ласково, — уж не хочешь ли ты сказать, что я пьяна, неадекватна и не соображаю, что делаю?
Ожидаю, что сейчас начнешь отнекиваться и уходить от ответа, а вместо этого…
— Да, — просто отвечаешь ты.
Окружающую нас тишину почти ночного парка звонко нарушает звук пощечины.
* * *
Странно, но я даже переживала по этому поводу. Что не смогу при случае дать наглецу пощечину. Вот оскорбит меня какой-нибудь недостойный, а я не смогу красиво, как в кино, влепить ему пощечину.
Оказалось — напрасно переживала. Проще простого. Рука дернулась сама. И теперь ладонь — горит, а я потрясенно смотрю на ее отпечаток на твоей щеке. Твое лицо скудно, но все-таки подсвечено светом находящегося в нескольких метрах фонаря. И мне отчетливо видно — и наливающийся красным след моих пальцев, и дрожащие губы, и катящиеся по щекам слезы. Да что же это такое! Почему я постоянно довожу тебя до слез?!
— Дарюшка… — шепчу потрясенно, касаясь кончиками пальцев той самой руки — будь она проклята! — твоей горящей щеки. Убить себя готова! — Прости меня, — шепчу, наконец-то шепчу эти слова, прося прощения не только за эту пощечину — за все, все…
Ты молчишь. Всхлипываешь и слезы градом — вот и весь ответ.
Протягиваю другую ладонь, чтобы взять тебя за руку, а ты… Ты чуть заметно отстраняешься, как будто хочешь встать и уйти.
Ох, нет!.. Понимаю, что если ты сейчас снова сбежишь от меня — шансов найти тебя во второй раз у меня не будет. И поэтому торопливо сжимаю твою холодную руку, не давая тебе встать и …
Все, я не могу! Хуже уже просто быть не может. За руку держать — хорошо, но обнять за спину — надежнее. И — целую тебя. В дрожащие мокрые соленые губы.