Эллен выбрасывает окурок и с удовольствием вытягивается на кровати:
— Мне уже пора спать.
Ее хрипловатый голос проходит сквозь его тело, как разряд молнии. Он сидит, не произнося ни слова, и чувствует, как матрас прогибается под ее телом, когда она ложится. И уже вскоре он слышит глубокое дыхание. Вытягивается рядом и внимательно смотрит на нее.
Тот первый раз, когда они оказались вместе. Этот эпизод совершенно отчетливо всплывает в памяти. Конечно же, это был какой-то праздник. Они были такими молодыми, а он был таким глупым. Земли под собой не чувствовал от неожиданного успеха своей первой книги. Она держалась возле него весь тот вечер и, конечно же, изо всех сил старалась обратить на себя его внимание. Но она была не в его вкусе. Тогда он отверг ее с первого взгляда: слишком маленькая, слишком худая, слишком серьезная. Его интересовали обладательницы больших сисек. Но как только Эллен что-то сказала и он услышал ее хрипловатый чувственный голос… Этот голос запал ему в душу, и он сразу же стал смотреть на нее по-другому.
Она привезла его к себе домой, в свою комнату, которая была совершенно не такой, как его каморка на первом этаже в недавно построенном студенческом общежитии, где до сих пор еще пахло свежей краской. Комната Эллен была в роскошном доме, где-то за Королевским театром. Здесь жил Ганс Христиан Андерсен: об этом говорилось на латунной мемориальной табличке, прикрепленной к белой стене фасада здания.
У Эллен была собственная ванная комната с большой ванной, стоявшей на ножках в виде львиных лап. В то время она еще только начинала учиться в Академии изящных искусств и, смущаясь, показывала ему свои коллажи. Он присел на ее застеленную кровать, на толстое покрывало, купленное ею в Дамаске. Уже в те времена каждая ее вещь была связана с какой-то историей. Это покрывало она приобрела у одной семьи на Голанских высотах: последователи суфизма, они посвятили ее в духовную тайну самаистских танцев, через которые можно прийти к пониманию и узреть Всевышнего.
Йоахим вспоминает, как он однажды рассматривал ее вещи и обнаружил старые круглые коробки «Lock & Co.», старейшей в мире лондонской фирмы, продающей шляпы. А в углу у нее стоял затасканный шезлонг из красной кожи и потемневшего бамбука, о котором Эллен упрямо сообщала, что он когда-то принадлежал Саре Бернар. Но об этом они говорили уже позже, а в тот вечер, их первый вечер, Йоахим только сидел и не знал, что ему сказать. Когда же пауза слишком затянулась, она включила какую-то музыку. Ее острые лопатки выпирали из-под тонкой блузки. Потом она резко повернулась к нему и несколькими стремительными движениями сбросила с себя одежду.