. Здесь же заметим, что при всём уважении к Михаилу Михайловичу, вряд ли, можно огласиться с его утверждениями относительно роли и предназначении «мусульманского» или азиатского, как он его называет, батальона. То же следует сказать и о весьма странных «функциональных обязанностях» ГБ. Толстикова
по руководству 154-ым ооСпН спецназа ГРУ ГШ: это просто-напросто не соответствует действительности. Может быть, вновь что-то напутали малосведующие журналисты?..
Успешно сбив шлагбаум, преграждавший движение колонне боевых машин роты старшего лейтенанта B. С. Шарипова, первая БМП раздавила и афганского солдата, бросившегося ей наперерез. За первой машиной и остальные БМП третьей роты 154-го ооСпН устремились вверх по единственной ведущей к Тадж-Беку дороге. По этому поводу генерал-майор В.В. Колесник в последующем вспоминал: «Под прикрытием огня «Шилок» рота Шарипова на БМП двигалась к дворцу по серпантину. Охрана дворца открыла по наступающим ураганный огонь. Головная БМП была подбита. Десант машину покинул и с помощью штурмовых лестниц начал взбираться на холм. Вторая БМП столкнула подбитую, освобождая путь наступающим. Через десять минут после начала штурма девять БМП… роты оказались на площадке перед дворцом»[238]. И всё-таки, очевидно, то, о чём столь скупо написал Василий Васильевич, было значительно многопла-новее того, что вместилось в один убористый абзац.
Михаил Михайлович Романов так описывал происходившие тогда события: «Начался штурм. Каждая из нескольких моих подгрупп двигалась на боевой машине пехоты. Заход в район дворца предполагался с двух сторон — мы «крутимся» по серпантину, а Яша Семёнов со своим «Зенитом» выходит к пешеходной лестнице, которая ведёт наверх. У фасада соединяемся… Прорыв группы шёл под ураганным огнём…»[239]
А далее, по словам М.М. Романова, происходило следующее: «Когда после всех остановок мы выдвинулись к главному входу, и я выскочил из БМП, поверьте — весь вспотел. Плотность огня невероятная. Эвальд Козлов рядом со мной стоит, а я его не слышу: такой грохот вокруг. Он стреляет из пистолета Стечкина и вдруг кричит мне: «Михалыч! У меня пистолет сломался». Смотрю, а у него затвор в заднем положении. Расстрелял всю обойму и не слышит, огонь просто зверский. Ведь тут не только гвардейцы стреляли, «проснулись» батальоны… В общем, творилось нечто невообразимое. А у меня из 24 человек 13 раненых. Две минуты боя — и 13 лежат. Что ещё можно страшнее придумать для командира? Но страх страхом, а задачу выполнять надо. Выдвинулись к входу. Здесь стояли Карпухин, Берлёв. Убитых было много, человек шесть афганцев, они падали сверху и лежали у входа. Здесь же тяжелораненый Емышев. Я говорю: немедленно его в БМП. Потом и сам оказался в этой боевой машине, когда меня контузило. Как раз формировал штурмовую группу, и взрывом отбросило от бруствера на борт БМП. Кровь из ушей, в голове гул, стал на колени, постоял — очухался. Тут подошёл Филимонов, с ним раненый в глаз Швачко. И на первом этаже гремит бой. Его вели Карпухин, Берлёв, Плюскин, Гришин, Коломеец, Бояринов…»