Ну, все, экипаж к полету готов. Еще раз подергав веревки, которыми для надежности опутали юного пилота, я скомандовал обслуге шаролета отдать швартовы. Веревки отвязали не одновременно, и первое мгновение шар немного накренился, но тут же выпрямился и степенно начал взмывать ввысь. «Ура» мы не кричали, боясь спугнуть удачу, и барабан с намотанным на него линем вращали не спеша. А вот когда уже тросик высвободился почти на всю длину, то есть двести метров, тогда уже начали орать, обниматься, устраивать чехарду и махать руками. Кто-то даже от восторга хлопал по плечу протоиерея, а тот, не заметив урона своему достоинству, громко читал какой-то псалом, подходящий к ситуации.
Меня, правда, не покидали опасения, что наверху может быть сильный ветер, порывы которого унесут шар. Но ветерок лишь немного отклонял аэростат в сторону и, успокоившись, я постепенно присоединился общему ликованию.
Минут через двадцать шар начал потихоньку оседать вниз, жаровня помогала плохо, но воздушный наблюдатель усердно крутил трубой, разглядывая невидимые отсюда подробности. Все уже буквально тряслись от нетерпения, ожидая вердикта: Если монголов действительно осталось мало, то одним наскоком мы положим войне конец. А если их много, то лучше о последствиях и не думать. Медлило раз пять посылал вестоношей, как будто сам не видел, что аэростат пока не приземлился, а княжич Василий самолично прибежал, узнать что увидел его коллега.
Когда мальчонка замахал флагом, гридни начали медленно, боясь оборвать леер, крутить ворот. Еще пять минут, и можно поздравить всех с мягкой посадкой.
Первого воздухоплавателя в истории человечества встречали без оркестра и вообще без всяких торжеств. Торопливо нахлобучив на замерзшего Ярика шубу, мы принялись рассматривать чертеж с отмеченными на нем значками, а юный пилот комментировал свое писание:
— За Окой большой отряд — сотен шесть или семь лошадей. Сколько всадников, не разглядеть, далековато. У нашего Городца полторы сотни заметил, видимо на поле брани павших коней ищут, чтобы сожрать.
— Или людей, — флегматично заметил Василий Плещей.
— В сторону Гусино, — продолжал Ярослав, — идет сотня агарян при трехстах конях. В Серенске вражин очень много. Город не сожгли, видно поселись в домах.
— Копают небось, — предположил Фрол. — Ищут спрятанное зерно.
Выслушав доклад, мы попробовали оценить численность всех отрядов. Получалось, что на выезде, на расстоянии свыше дня пути, находится не меньше двух тысяч ордынцев, а скорее две с половиной. Ничего себе, а наблюдатели докладывали, что насчитали только человек пятьсот. Выходит, хитрые кочевники отправляли фуражиров мимо Козельска по ночам, чтобы наши дозорные со стрельниц их не заметили. Сколько татар осталось в лагере, оценить трудно, потому лишь полтысячи монголов болтались на виду, а остальные грелись и лечились в шатрах. Но, полагая, что в княжество вторглось шесть с половиной тысяч поганых, с учетом потерь должно остаться тысячи полторы или две. Это, конечно, все равно грозная сила, если бы не одно «но» — из них половина, если не большинство, раненых.