Вот оно что. Евпатий Коловрат, отправленный послом к Черниговскому князю, не дождался от него никакой помощи, и лишь получил разрешение набрать три сотни добровольцев. Желающих воевать с погаными в черниговской дружине нашлось куда больше, чем триста, хотя все и понимали, на что идут. Неудивительно, что выздоровевший Фрол тоже без малейших колебаний присоединился к Городецкой рати.
Однако командовал уцелевшим подразделением вовсе не Капеца, а десятник Василий Плещей — чернобородый здоровяк, невероятно широкоплечий, в полном соответствии своему прозвищу[10]. Он вышел из боя практически без царапины, лишь султан на высоком шлеме сбила вражеская сабля, но вот коня витязь потерял. Зато теперь Василий восседал на великолепном трофейном жеребце самаркандской породы, от головы до хвоста покрытого пластинчатым монгольским доспехом. Меня даже на секунду охватила зависть, ведь у моей лошаденки не имелось даже стального налобника или латного оголовья.
Убедившись, что с Ростиславом все в порядке, Плещей с надеждой спросил, не помешают ли дружинники выполнению моей миссии. Отказываться я, естественно, не стал, но переговорить предложил в более укромном месте.
— Что мы тут на перекрестке торчим как три тополя на Плющихе, — кстати, интересно, откуда это выражение появилось? Судя по недоуменным лицам ратников, оно не из этого периода. — Надо отъехать подальше.
Возражений не последовало, и Василий указал отряду направление, в котором надлежало двигаться. По едва натоптанной тропинке мы углубились в самую пущу, подальше от просеки. Как только тропа стала пошире, десятник повел лошадь рядом со мной. Понизив голос, Плещей без лишних предисловий спросил мое мнение о шансах продолжительного сопротивления города захватчикам:
— Городец все?
Хороший вопрос. Хотелось бы обнадежить соратника, но лучше сказать правду.
— В нем, небось, доспешных почти не осталось, — попробовал я прозрачно намекнуть на безвыходность ситуации.
— Дружинников пару дюжин, — начал считать Плещей, — да среди купцов и слободских еще десяток латников наберется. Остальным город даст щиты и копья, но что черный люд может сделать супротив большой рати?
— Вот, Василий, ты и ответил на свой вопрос.
— Неужели они долго не продержатся? — никак не мог поверить в очевидное десятник, что, впрочем, легко объяснимо. Будь это чужой город, он бы смотрел на ситуацию более объективно. Придется резать правду-матку прямо в глаза.
— Когда мы языка допросили, тот дал показания, что идет Очирбат с полтысячей и везет стенобитные снасти. Как только обозные сани подъедут, татары достанут крючья, ломы, железные наконечники для барана