— Просто стой смирно, — сказал Боров, спихивая подружку с колен и разворачиваясь ко мне. — Вот так. Сейчас посмотрим.
И прежде чем я успела хоть что-то сообразить, он вцепился своими лапищами в мои груди и дернул на себя изо всех сил.
— Ого! Ни хрена себе! Они у нее настоящие! — завизжал он к восторгу своих друзей.
На долю секунды я просто онемела от возмущения. Но только на долю секунды. В следующий же миг меня захлестнула такая ярость, что перед глазами в буквальном смысле заплясали красные круги. Кровь ударила мне в голову. И вопреки золотому правилу «клиент всегда прав» (а Антонио требовал, чтобы мы вели себя, как подобает истинным леди, и просто сообщали охраннику, если что не так; тот уж сам провожал потом нелюбезных гостей до машины), вопреки всему я схватила Борова за яйца и сжала с такой силой, что еще немного — и наследников у него уже никогда не было бы.
— Ну как, нравится? — прошипела я и сжала посильнее. — Там, откуда я родом, девушку угощают ужином, прежде чем потрогать за грудь, да и то спрашивают разрешения. Понял? — Я надавила посильнее. — Хорошие манеры — наука не из приятных, а?
Еще одно движение — и его богатство осталось бы у меня в руке. Он визжал как резаный. Все звуки потонули в его пронзительном крике. Ко мне подлетела Аталанта.
— Лиззи, мать твою! — рявкнула она, забыв про то, что была «леди», и силой заставила меня отпустить засранца.
В зале воцарилась мертвая тишина. Слышно было, как сыплются жетоны в игровом автомате. Джо оборвал песню Барбры Стрейзанд на полуноте. Анжелика, танцовщица, которая «в прошлой жизни» была автомехаником Томми, замерла у шеста. На меня уставились двести пар перепуганных мужских глаз (и несколько пар женских), словно ожидая, что я сейчас возьму открывашку, какую все официантки носят на поясе, и одним движением кастрирую своего обидчика. Кстати, он к тому времени сполз со стула и лежал на полу, поскуливая и суча ногами. Посетители были в ужасе. Даже Джо отшатнулся, когда я посмотрела на сцену, рассчитывая на его поддержку.
— Вы же видели, что он сделал! — крикнула я.
К нам уже несся Антонио — он вылетел из комнаты, где наблюдал за залом через видеокамеру. Я почувствовала слабость, у меня задрожали колени. Я нарушила золотое правило клуба. Более того, с моим-то везением можно не сомневаться, что Боров окажется из местной мафии и следующее, что я увижу в жизни (и, вероятно, последнее), будут цементные сапожки. Утешает лишь то, что я все равно собралась увольняться.
Но когда Антонио подошел ближе, я увидела, что он совсем не сердится на меня. Напротив, его глаза метали молнии в Рыжего. Антонио подошел и воззрился на него сверху вниз, как гладиатор на поверженного врага.