Так я в мастерской и работал. В 1953 году Сталин умирает, в 1954 году рудник закрывают, потому что уран нашли где-то на материке. А раньше руду возили самолетами, в бочках, и это стало невыгодно. И нас этапом везут в поселок Белово, там была золотоносная шахта. Там меня сначала отправили в шахту вентиляторщиком. А чуть позже стали в поселке организовывать оркестр. А я еще в Луцке учился играть на трубе. И отец мой играл на трубе, и дома труба была — так что я умел играть. Решили взять меня в этот оркестр, а я говорю: «Если хотите, чтобы я играл в оркестре, то переведите меня из шахты наверх. Я в шахте надышусь пыли — как я буду играть?» Перевели меня в мастерскую, я там отработал два года. В 1956 году и этот лагерь закрывается — комсомольцы приехали. И произошел один казус. Нам сняли номера, перевели нас на «хозрасчет» — можно было получить по десять рублей на руки, а у кого больше, то переводили на «лицевой счет», но много никто не получал, потому что с нас за все высчитывали. Прислали нам в мастерскую нормировщика. А бригада была большая — механическая мастерская, электроцех, работало где-то человек восемьдесят. Этот нормировщик стал вычеркивать — нам механики с шахты приносят или фланцы выточить, или трубы сделать, а он нам такие работы не хотел записывать. А нам надо, чтобы «процентовка» была, чтобы мы могли что-то получить! Я пошел к этому нормировщику, хотел ему врезать, говорю: «Я тебя, гада, убью! У меня и так срок двадцать пять лет — пусть добавляют! Если не будешь подписывать того, что я тебе даю, то убью тебя. А скажешь кому-то, мы тебя задушим, под камни положим — тебя никто не найдет». И он стал подписывать все бумаги, которые мы ему давали.
Потом цех закрывают, нас перевозят на рудник имени Тимошенко, там был сенокос, и нас, десять человек, отправили косить. Сделали себе землянку и так жили почти месяц. В августе месяце 1956 года приехали «попки» и забрали меня на комиссию. Заводят в комнату, там сидит человек восемь и мужик такой солидный: «Костюк Антон Степанович, статья такая-то…» Потом встает: «Именем Советского Союза освободить из-под стражи со снятием судимости!» Обращается ко мне: «Ваше последнее слово!» А что я скажу? Встал, говорю: «Спасибо». Нас было пять человек — четверых освободили, только одного полицая отправили на поселение. Так что с меня сняли почти двадцать лет. А вот, посмотрите — это мой лагерный номер.
Лагерный номер А. С. Костюка
Вернулся я в Луцк, а в Луцке прописки не дают. Но в справке написано: «Направление — Луцк». Я — в паспортный стол, к одному генералу. Захожу, а он мне: