Я дрался за Украину (Василенко, Ивашин) - страница 86

Председателем сельсовета поставили одного местного придурка — был такой Галайко, умел только бегать и гавкать на людей. Ну, а на самом-то деле вся власть была у военных и политруков с востока. Потом выбрали главу района, появилась советская милиция. У нас один милиционер был родом из Любомльского района, а другой из Берестечка — они раньше были членами КПЗУ, вот и пошли в милицию.

Вывозить людей советы начали где-то через год после того, как пришли, к осени 1940 года. Тогда же начали организовывать колхоз, стали агитировать, что «в колхозе все будет ваше». В колхоз люди идти не хотели, но приходилось идти, потому что заставляли, запугивали. У нас было так, как и везде — забирали скот, проводили коллективизацию. И людям приходилось идти в колхоз — когда заберут все, то что ты будешь делать?

Петр Мартынюк, 1940 год

А.И. — Вас не призвали в армию в 1940 году?

П.М. — Меня не взяли в армию, потому что я поступил учиться во Львов, в автомеханический техникум. Факультет уже был заполнен, я стал просить, чтобы меня приняли, мне сказали: «Если тебе есть где жить, то мы тебя примем на обучение без стипендии». Стал я жить на квартире и учиться, раз в две недели поеду домой, наберу продуктов. Езда была такая — попутными машинами доезжал до Горохова, а оттуда пешком шел домой.

А.И. — Каковы в то время были настроения людей во Львове? Было предчувствие скорого начала войны?

П.М. — Настроений людей я не знал. Правда, замечал, что тех студентов, которые вели себя не очень лояльно к власти, сразу отчисляли с обучения, но я понятия не имел, что происходит. Я не был членом никакой организации, просто учился и все. И о войне я не думал.

Когда нас распределяли на практику, я попросил, чтобы меня направили ближе к дому. А у нас в Локачинском районе в селе Конюхи был спиртзавод, и там шофером работал мой знакомый, Макар Гаврилюк. И он мне говорит: «Должны получать новую машину, а шоферов нет». Это теперь палку кинь — шофер, а тогда была проблема найти шофера. Макар сказал директору: «У нас есть практикант, он имеет шоферские права». И мне сказали: «Будешь с Макаром ездить. Он будет впереди, а ты на новой машине сзади. Завод на ремонте, надо материалы возить из Львова». И как раз перед самой войной завод получил эту новую машину, «полуторку». А Спирттрест был во Львове, на Подзамче. Львов я уже немного знал, и начал ездить.

Поехали мы туда за материалами двумя машинами, и директор завода с нами поехал. Директор был партиец, носил орден Ленина, ходил в шинели, в военной гимнастерке. А его друг был директором треста. Это была суббота — поехали, загрузились, должны были выезжать сразу, но они с субботы хорошо выпили и сказали: «Переночуем, а завтра с утра поедем». Машины стояли загруженные на базе, а мы ночевали у директора в мансарде наверху, там стояли такие диваны — мы на них легли отдохнуть. В этой мансарде окошко откроешь — и видно вокзал на Подзамче. Я смотрю в окно, вижу — подходит эшелон за эшелоном, разгружаются, военный духовой оркестр играет. И танки везут, и пехоту. Солдаты на платформу выгрузились — и пошли. Только один эшелон разгрузился — сразу следующий подходит! Это было еще с вечера, 21 июня 1941 года. Выгрузка шла где-то до двух часов ночи. Интересно было наблюдать, я думаю: «Что ж такое? Музыка играет… Непонятно, что и для чего». Я заснул, а где-то в четыре часа ночи слышу — где-то что-то гремит. Я вскочил с постели, открываю форточку — пасмурно так, туман. Вытянул руку — дождя нет. Я думал, что это, может быть, гром гремит. А наш директор напился, пришел к нам в мансарду ночевать. Я его бужу, спрашиваю: «Что такое?» А он открывает форточку, и сразу: «Братцы, по коням! Война!» Мы сели на машины и поехали из Львова. Машину Макара загрузили металлическими трубами, а мне погрузили оборудование для лаборатории — ящики, а в них разные колбы, переложенные стружкой. Со мной в машину сел директор. Доехали до Каменки-Струмиловой, и нас задержали военные, говорят: «Вылазь! Война!» Уже в небе самолеты летают, вижу — есть перевязанные, раненые. Тогда я уже понял, что это действительно война. У меня спросили документ, я показал свои шоферские права. Они говорят: «Выгружай! Машину забираем!» Перевернули прицеп (у меня машина была с прицепом), все те колбы — в канаву. И вторую машину забрали, и директора с Макаром забрали — они были военнообязанные. На меня посмотрели — а я еще пацан, привели меня в военкомат и говорят: «Сиди жди до особого распоряжения!» Я сижу, жду-жду — где-то до обеда сидел. Вижу, что работники военкомата убежали, какие-то бумаги, документы загрузили в наши машины и уехали. Окна открыты, ветер гуляет по военкомату. Прибегает какой-то офицер: