Адам пересек Глостер-Грин, где, высвеченные уличными фонарями, все еще стояли несколько автомобилей с желтыми полосами на крышах. Тишину нарушил негромкий кашель запоздалого прохожего, остановившегося у табачного киоска слева. Перед тем как выйти на Бомон-стрит, Адам остановился посмотреть программы концертов на афишной тумбе.
Войти в театр оказалось совсем просто. Дверь служебного входа оказалась широко распахнутой, хотя в небольшом вестибюле, с единственной матовой лампочкой, освещающей обитую зеленым сукном доску объявлений, никого не было.
Когда он забрал свой бумажник и собрался уходить, часы показывали двадцать пять минут двенадцатого. Гримерная находилась на втором этаже, но ему захотелось проехаться на лифте. Была у Адама такая маленькая слабость — он получал удовольствие, катаясь на лифте. Спустившись вниз и почувствовав, что этого мало, он решил прокатиться еще и на этот раз нажал кнопку третьего этажа.
Кабина остановилась. Сквозь стальную решетчатую дверь просматривался тускло освещенный длинный коридор, по обе стороны — гримерные. В дальнем конце на стене поблескивал телефон, рядом имелся проход в комнату сторожа, дверь в которую была открыта. А через секунду рядом с лифтом, шаркая ногами, появился и сам охранник, старик Фербелоу, с редкими, всегда растрепанными седыми волосами, в очках в металлической оправе.
Адам, понимая, что надо как-то объяснить свое присутствие, открыл дверь кабины и поздоровался.
Сторож облегченно вздохнул:
— А, это вы, сэр.
Пояснив причину позднего появления, Адам добавил:
— Я удивлен, что вы до сих пор бодрствуете.
— А я, мистер Лангли, всегда ложусь спать после полуночи. И дверь служебного входа не запираю. Но там внизу холодно, поэтому сижу здесь.
— Конечно, будет холодно, — заметил Адам, — если дверь распахнута.
— По-другому нельзя, сэр. Ведь электрический свет включен, а эти лампочки выделяют вредные газы. Так что, пока они горят, требуется вентиляция.
Адама удивил этот странный предрассудок, но разубеждать старика-сторожа он не стал, а быстро попрощался и покинул театр. Отойдя на некоторое расстояние, он увидел, как к служебному входу подъехал автомобиль, из которого вылез мужчина и поспешно вошел в театр. Адаму, конечно, хотелось узнать, что за посетитель мог быть в столь поздний час, но он счел свое любопытство праздным. А когда пришел в отель, вообще об этом забыл.
А в то же самое время в гримерной, расположенной почти напротив комнаты сторожа Фербелоу, где Дверь была широко раскрыта, прохладный сквозняк слабо покачивал тело Эдвина Шортхауса. Он висел в петле на веревке, закрепленной на вделанном в потолок стальном крюке. Веревка время от времени поскрипывала, но тихо, почти неслышно.