Мотылек
Мой ветхий рыцарь, я бы мог гораздо лучше
ответить на ваш вопрос, будь у меня такая же
окладистая борода, как у вас: ибо бороды —
не что иное, как ключ к женским сердцам.
Армадо
Только к ее сердцу, дитя мое; только к ее сердцу.
Мотылек
Да благословят ее нижние юбки
вашу невинность. Но раз уж мы заговорили
о женских сердцах, то нет такого сердца…
— Хм, — пробормотал директор, вернув бумагу Фену. — По-моему, наш Бард выглядит тут немного бледновато. Это продолжение «Бесплодных усилий любви»?
— Именно так. Как вы знаете, «Бесплодные усилия любви» обрываются внезапно, а здесь мы видим продолжение истории после возвращения влюбленных. Впрочем, я не исключаю, что перед нами просто сиквел шекспировской пьесы, написанный кем-то другим. На эту мысль наводит явная бедность стиля — хотя, если вспомнить «Тита Адроника», это не самый веский аргумент. К тому же дальше пьеса могла сильно оживиться с появлением Башки или Тупицы.
— Как насчет почерка?
— Он похож на известные автографы, это ясно.
— Думаете, пьесу когда-нибудь ставили?
— Поскольку о ней упоминает Мирес — вероятно, да. Хотя, скорее всего, в театре она провалилась — сиквелы часто проваливаются, — вот почему ее никто не переписывал и не пытался поставить еще раз. Но на странице нет никаких следов того, что ее использовали как суфлерский экземпляр, — если вы об этом.
— Как, по-вашему, она могла попасть в коттедж?
— Я по-прежнему думаю, что все дело в юной даме, — ответил Фен. — Она попросила его показать ей образчик своих работ, вот он и всучил ей это. Письма могли бы многое прояснить, но… Бог его знает. В академических журналах давно ломают копья на сей счет. Один из самых удручающих моментов в нашей жизни — то, что во всем шекспироведении нельзя найти ни одной гипотезы, с которой были бы согласны все. Я всегда симпатизировал критику, который, потратив много лет на изучение загадки шекспировских сонетов, однажды заявил, что лучше бы он их вовсе не сочинял.
В дверь постучали, и вошел Уэллс с пачкой вечерних газет. Директор бегло просмотрел заголовки.
— О вас ни слова, — с удивлением отметил он.
— Ну, еще бы. Человек в моем положении, — скромно объяснил Фен, — не может позволить себе быть замешанным в столь ужасных историях.
Директор сдвинул брови:
— Надеюсь, это не Стэгг потребовал убрать ваше имя?
— Нет. Он слишком честен и добродушен, чтобы ему могло прийти подобное в голову. Я сам настоял на том, чтобы мое имя нигде не упоминалось. Кстати, задачка оказалась не из легких. Пришлось соврать, будто я обещал жене больше не связываться с криминальными делами, пока мне наконец не удалось его убедить. Но потом — заметьте, потом, а не до того, как мы договорились, — он дал мне это.