Рассуждая таким образом, он дошел до дома Цезаря и, войдя, попросил передать хозяину, что просит его тотчас же прийти в библиотеку, где он, Метробий, сообщит ему сведения огромной важности, от которых, быть может, зависят судьбы Рима.
Цезарь сначала не придал значения словам Метробия, так как считал его пьяницей и сумасбродом. Но, подумав, все же решил выслушать его. Извинившись перед гостями, он вышел из триклиния и направился в библиотеку, где взволнованный Метробий кратко рассказал ему о заговоре гладиаторов.
Сообщение это показалось Цезарю странным. Он задал несколько вопросов комедианту, чтобы удостовериться в том, что рассказ его не галлюцинации пьяного человека. Убедившись в противном, он сдвинул брови и простоял несколько мгновений в глубоком раздумье. Затем, очевидно приняв какое-то решение, он с улыбкой недоверия обратился к Метробию:
— Я не подвергаю сомнению сообщенные тобой факты, но, право, все это скорее похоже на сказку. Не сложилась ли она в твоем возбужденном воображении от возлияний велитернского, которым ты усиленно предавался в харчевне Эскулапия?
— О божественный Юлий, я не отрицаю, что очень люблю велитернское, в особенности хорошее, — с обиженным видом ответил Метробий, — я не стану отрицать, что и сегодня вечером голова моя была не совсем в порядке, но что касается слов, которые я слышал в роще Фурины, могу поклясться, о божественный Юлий, что я действительно слышал их и все передал тебе в точности. Крепкий сон и свежий воздух у подножия Яникульского холма отрезвили меня, и я окончательно пришел в себя. Неужели ты намерен оставить республику в такой серьезной опасности и не предупредишь консулов и сенат?
Цезарь, склонив голову, думал о чем-то.
— С каждым мгновением опасность растет.
Цезарь молчал.
Замолчал и Метробий, но по его позе и судорожным движениям было видно, что его терзает нетерпение. Не выдержав, он спросил Цезаря:
— Так как же?
Цезарь поднял голову и ответил:
— Насколько серьезна опасность, угрожающая родине, я хотел бы, Метробий, судить сам!
— А как же можешь ты… — начал было комедиант.
Но Цезарь прервал его:
— Я сам хочу судить, если ты мне позволишь…
— О, что ты говоришь, божественный Юлий!.. Я пришел к тебе посоветоваться. Если ты пожелаешь, я охотно уступлю тебе честь раскрытия этого заговора, потому что знаю и твердо верю, что Гай Юлий Цезарь великодушен и не забывает оказанных ему услуг.
— Благодарю тебя, Метробий, за твои чувства ко мне, благодарю за предложение, которое ты мне сделал. Но не для того, чтобы извлечь выгоду из тайны, которую случай открыл тебе, я хочу проверить и точно узнать положение дела, — нет, я должен это сделать для того, чтобы правильно рассудить, как тут следует поступить.