Последовала недолгая пауза. Спартак насмешливо улыбнулся, а декан продолжал:
— Стереги получше, Септимий, и не принимай лисиц за гладиаторов.
— Чересчур много чести для гладиаторов, — сострил в ответ солдат Септимий.
И снова все затихло.
Тем временем глаза Спартака уже привыкли к темноте, и он начал различать то, что его интересовало: форму рва и вала римского лагеря. Ему надо было узнать, какие из четырех ворот находятся ближе.
Как раз в это время патруль, возвратившись на свой пост, развел почти погасший костер, и вскоре красные, сверкающие языки ожившего пламени осветили частокол на валу; теперь Спартаку нетрудно было рассмотреть, где находились декуманские ворота, то есть ворота, которые в римских лагерях были дальше всего от позиций, занятых неприятелем. В лагере Мессалы Нигера эти ворота были обращены в сторону Нолы.
Как только Спартак ознакомился с расположением вала, он повернул обратно, добрался до своей когорты и со всевозможными предосторожностями повел ее в обход к декуманским воротам. Отряд шагал безмолвно и чуть слышно, пока не подошел к римскому лагерю настолько близко, что шум шагов уже невозможно было скрыть от часовых.
— Кто идет? — раздался голос легионера Септимия.
По тону оклика Спартак понял, что на этот раз легионер не сделал ошибки, приняв гладиаторов за лисицу, а хорошо различил топот идущего войска.
Не получив ответа, бдительный Септимий несколько раз дал сигнал тревоги.
Но гладиаторы, бросившись бегом, спустились в ров, с неслыханной быстротой перебрались через него, влезая на плечи один другому, и в мгновение ока очутились на верху вала; Спартак, рука которого совсем зажила, благодаря своей необыкновенной ловкости первым появился наверху; с присущей ему стремительностью он напал на легионера Септимия, который с большим трудом защищался от ударов Спартака, крикнувшего ему своим громоподобным голосом:
— Эй ты, насмешник Септимий! Твоей милости куда было бы лучше, если бы тебе пришлось отбиваться не от меня, а от лисицы! Ты ведь почитаешь ее больше, чем гладиаторов!
Не успев договорить эти слова, фракиец насквозь пронзил мечом легионера. А тем временем гладиаторы группами по три, по четыре, по восемь, по десять человек врывались в лагерь, — и началась резня, как это обычно бывает при внезапных ночных нападениях.
Римляне спали крепким сном, как люди, которым нечего опасаться; они не боялись врага, полагая, что он крепко заперт в своем стане. Теперь же все их усилия и попытки оказать сопротивление яростному натиску гладиаторов были безуспешны. Число нападавших все возрастало, они уже овладели декуманскими воротами, врывались в палатки, кидались на сонных, безоружных легионеров, рубили, душили их.