Неизвестно, что сталось бы с конем и всадником, если бы, к счастью для обоих, в голову Спартаку не пришли другие мысли.
А вдруг Валерия так и не очнулась? Или, быть может, при вести о его неожиданном отъезде ее опять сразил обморок, еще более продолжительный и опасный, чем первый? А может быть, она больна, и больна серьезно? А вдруг — но это невероятно, этого не может, не должно быть — любимая женщина, к величайшему несчастью…
При этой мысли он изо всей силы стиснул коленями бока лошади, сильно дернул повод и сразу остановил благородное животное.
Вскоре Спартака догнали его товарищи и остановились позади него.
— Мне нужно вернуться на виллу Мессалы, — мрачно произнес Спартак, — а вы следуйте в Лабик.
— Нет!..
— Ни за что! — ответили в один голос конники.
— Почему же? Кто может мне это запретить?
— Мы! — раздались голоса.
— Наша любовь к тебе! — крикнул кто-то.
— Твоя честь! — добавил третий.
— Твои клятвы! — вскричали другие.
— Наше дело, которое без тебя погибнет!
— Долг! Твой долг!
Послышался ропот, нестройные возгласы, почти единодушные просьбы.
— Но вы не понимаете, клянусь всемогуществом Юпитера, что там осталась женщина, которую я боготворю. Быть может, она сейчас умирает от горя… и я не могу…
— Если, к несчастью, — да не допустят этого боги! — она умерла, ты себя погубишь, а ее не спасешь; если же твои опасения напрасны, то для твоего и ее спокойствия достаточно будет послать туда гонца, — сказал декурион, и в голосе его звучали уважение к горю Спартака и трогательная преданность.
— Стало быть, чтобы избежать опасности, которая может угрожать мне, я вместо себя подвергну ей другого? Нет, призываю в свидетели всех богов Олимпа, никто не скажет, что я способен на такую низость!
— Я, ничем не рискуя, вернусь на виллу Мессалы, — громко и решительно произнес один из конников.
— Каким образом? Кто ты?
— Я один из преданных тебе людей и готов отдать за тебя жизнь, — отвечал конник, подъехав на своем скакуне к Спартаку. — Я не рискую ничем, потому что я латинянин, хорошо знаю эти края и язык страны. В первой же крестьянской хижине я переоденусь в крестьянское платье и отправлюсь на виллу Валерии Мессалы. Прежде чем ты доедешь до Нолы, я привезу тебе самые подробные вести о Валерии.
— Если я не ошибаюсь, — сказал Спартак, — ты свободнорожденный Рутилий.
— Да, — ответил всадник, — я Рутилий. Я рад и горжусь, Спартак, что ты, прославленный наш военачальник, узнал меня среди десяти тысяч гладиаторов!
Рутилий был храбрый и благоразумный юноша; на него можно было положиться, поэтому Спартак уступил просьбам своих солдат и согласился на предложение латинянина. Продолжая путь во главе отряда, фракиец вскоре очутился у небольшой виллы. Пока Рутилий переодевался, Спартак на дощечке, которую дал ему владелец виллы, написал по-гречески нежное письмо Валерии и передал его юноше. Рутилий пообещал отдать письмо Валерии в собственные руки.