— Неужели я не увижу больше твоего взгляда, так ласково смотревшего на меня! Не увижу больше, любимый брат мой, твоей прекрасной улыбки, сиянием доброты и нежности озарявшей твое благородное лицо? Не услышу больше твоего звучного голоса, дорогих мне слов благодарности за мои малые заботы о тебе!.. О брат мой… о брат мой… не увижу больше, не услышу! О Спартак, любимый брат мой!
И душераздирающий плач снова прервал речь Мирцы, которая все обнимала холодное тело брата.
В эту минуту до ее слуха снова донесся стон, может быть более слабый, но протяжнее первого.
Девушка не двигалась, она по-прежнему целовала лицо бездыханного Спартака.
В третий раз послышался стон, и теперь стонавший произнес какое-то слово.
Девушка поднялась, напрягая слух; она услышала, как кто- то медленно, с трудом произнес ее имя.
Тогда она вскочила, дрожь пробежала по всему ее телу, капли холодного пота выступили на лбу, глаза расширились от ужаса, и она громко спросила, сама не зная кого, как будто ее могли тут услышать:
— Во имя богов, кто это?.. Кто зовет меня?
Ответа не последовало.
Мирца замерла неподвижно, взор ее остановился, точно она окаменела.
— Мирца!.. Родная моя Мирца!.. — отчетливо произнес на этот раз умирающий.
— Ах! Что же это? — радостно вскрикнула девушка. — Неужели это ты, Арторикс?
Шагая через трупы, она приблизилась к тому месту, где лежал, утопая в крови, Арторикс. Лицо его было бледное и холодное, время от времени он медленно поднимал веки, уже отягощенные сном смерти.
Мирца упала перед ним на колени и, покрывая его лицо поцелуями, шептала прерывающимся голосом:
— О… ты жив, любимый мой, обожаемый Арторикс!.. Мне, может быть, удастся спасти тебя… и я согрею тебя своим дыханием… перевяжу твои раны… перенесу в безопасное место…
От прикосновения пылающих губ Мирцы умирающий очнулся и, чуть приоткрыв угасающие глаза, произнес слабым голосом:
— Уже… мы уже встретились? Так… скоро? Значит, мы в элисии, моя дорогая Мирца? Но почему… так холодно… в элисии?..
— Нет, — воскликнула в порыве горячей любви девушка, целуя его, — нет, мы не в элисии… Это я, я, твоя Мирца… Ты жив… будешь жить… потому что я хочу, чтобы ты остался жив… мне нужна твоя жизнь! Правда ведь, ты останешься жить, мой любимый?..
Галл закрыл глаза, как бы боясь, чтобы не исчезло это чудное видение. Но горячие поцелуи девушки заставили его очнуться, и, открыв глаза, на миг загоревшиеся живым огнем, он обнял ослабевшими руками шею Мирцы и прошептал:
— Значит, это правда?.. Я еще жив и мне дарована… перед смертью… невыразимая сладость твоих поцелуев?..