— «Смерть немецким оккупантам!»
Все мы находим начало листовки правильным. Мироныч продолжает читать:
«Прочти и передай другому!
К братьям-словакам — солдатам и офицерам словацкой „Рыхла дивизии“.
В бурное время решающих боев с фашистскими ордами к вам, свободолюбивые словаки, обращаемся мы! Воины Красной Армии, отразив попытку генерального наступления немцев на Орловско-Курском и Белгородском направлениях, сами перешли в стремительное наступление, освободили сотни населенных пунктов, железнодорожных станций, города Мценск и Волхов. Пятого августа решительным штурмом советские войска овладели городами Орел и Белгород. Только с пятого по двадцать третье июля немцы потеряли две тысячи девятьсот танков, сто девяносто пять самоходных орудий, восемьсот сорок четыре полевых орудия, тысячу триста девяносто два самолета и свыше пяти тысяч автомашин. На поле боя немцы оставили более семидесяти тысяч солдат и офицеров…»
— Звучит?
— Сильно звучит! — хором отвечаем все. Мироныч, пробегая взглядом по черновику, задумывается.
— Дальше, друзья, — говорит он, — хорошо написано о партизанах. Но я думаю, что тут надо сказать о том, как под ударами Красной Армии разлагаются гитлеровские полчища. Ты же, Виктор, сам в Феодосии слышал упаднические разговоры немцев о проигранной ими войне. Те же сведения Бабичев принес из Симферополя. Согласны?
Появляются новые строки:
«Немцы проиграли войну. Разгром гитлеровской Германии неизбежен. Это понимают и сами немцы».
Мироныч с прежней взволнованностью продолжает:
— «В дремучих пущах Белоруссии, в степях Украины, в лесах и горах Крыма бьются за общее дело советские партизаны. С ними перекликаются народные воины Югославии, железом и кровью расплачиваются с угнетателями польские патриоты. Горит земля под ногами гитлеровцев и в Чехословакии. Скрепляется кровью боевое единство славян…»
Я сижу рядом с Миронычем и замечаю, как умело и тактично он помогает словакам. Черновик листовки написан ими почти таким же ломаным русским языком, как и та записка, которую они в июне вложили для нас в гондолу парашюта. Но комиссар, читая его, тут же корректирует.
— «Ныне в рядах Красной Армии, бок о бок с советскими воинами, сражается под водительством полковника Свободы чехословацкая воинская часть. Знамя дивизии Свободы уже опалено огнем боевых подвигов, которые высоко оценены Советским правительством и правительством Чехословацкой республики… Народными героями стали бойцы и командиры этой части: Вольф Курт, Оттакар Ярош, подпоручик Лом…»
Прервав чтение, говорю:
— Товарищи, а почему бы не включить в текст листовки еще и слова самого Людвика Свободы?