Как Встрешник сглазил!
Вот и сидел Ихтор, забыв про сон, читал — перечитывал ветхие свитки, но так ни на шаг и не приблизился к разгадке недуга.
— Не черная лихорадка, не сухотная, не падучая… — бормотал про себя целитель, перебирая названия всевозможных хворей, и сверяя их с приметами болезни блаженной.
Крефф с ещё большим тщанием вчитывался в рукописи, тёр лоб, однако не мог доискаться причины нездоровья скаженной. По всему выходило, что девка болела… всем. Вот только как ни лил лекарь Дар, как не всматривался — не видел в его сиянии чёрных пятен, которые обычно расцветали на теле болящего там, откуда исходила хвороба. Как такое могло быть, Ихтор не понимал, а оттого и злился.
Когда очередной свиток был отложен в сторону, мужчина уронил голову на скрещенные руки. Сколько ни сидел — всё впусте.
Ветер тоскливо подвывал за окном, словно оплакивая печальную участь не то болящей дурочки, не то пытающегося её вылечить обережника. Лучинка, догорев, погасла, целитель, сам того не замечая, медленно уплывал в дремоту.
Очнулся он от неприятного царапающего слух звука — острые когти с противным скрипом скребли по двери в покойчик.
Рыжка. Явилась, гулёна.
Поди, как обычно, отворишь ей, а на пороге две или три дохлых крысы лежат. Чуть не каждый день Ихтор выкидывал разорванные тушки. А кошке всё нипочем. Зазевается хозяин-дуралей, так она и в постель крысу притащит. Или мышь. Гляди, мол, пока ты тут дурью маешься, я вся в делах, вся в хлопотах…
А пока за дверью: «Царап-царап-кхр-р-р». Какой же противный звук, аж скулы сводит!
Крефф поднялся из-за стола и отправился отворять. Рыжая красавица вместо того, чтобы войти, уселась на пороге, вопросительно поглядела на человека круглыми янтарными глазищами и призывно мяукнула.
— Ну, заходи, чего замерла-то? — устало спросил обережник.
Он уже привык разговаривать с кошкой, как с равной. Собеседницей она была хорошей — не перебивала, речами не досаждала, правда, иногда разворачивалась и уходила, не дослушав. Но так ведь животина, что с неё взять? А вообще Рыжка считала Ихтора диковинным недоразумением, которое почему-то возомнило себя её хозяином.
Кошка снова требовательно мяукнула и отошла от двери на несколько шагов. Уселась посреди тёмного коридора — только глаза мерцают. И снова: «Мя-а-а-ау-у-у!»
— Ну, не хочешь, не иди, — целитель захлопнул дверь, но не успел сделать и шагу прочь, как створку снова принялись терзать острые когти, обладательница которых требовательно и обиженно завыла.
— Тьфу ты, пропасть! — выругался крефф и снова отворил. — Чего тебе надо? Я спать хочу. Молоко у тебя есть. Нагулялась. Что вопишь?