Я молчала. Мне было, что ответить, но все это не имело значения. Я вдруг почувствовала себя уставшей и решила прекратить этот разговор.
— Добрая ночь, Максим.
— Но ты ничего не услышишь, Кристина, — он словно не воспринимал моих слов, продолжая свою мысль. — Пока я не пойму, что ты в самом деле хочешь быть со мной, ты ничего не услышишь.
Давыдов неспешно направился к арке, но у самого выхода пошел назад. Я была в смятении. Каждый его шаг рассказывал историю, и от волнения мои руки стали еще холоднее, чем обычно. Максим оказался рядом со мной. Его ладони легли на мое лицо и притянули к себе. Я уже не могла видеть его темного взгляда, только ощущала прикосновение губ. Мое сердце стучало так громко, что, казалось, Максим тоже слышит его. Руки Давыдова двинулись вдоль моей шеи, и от этих движений по спине пробежали мурашки. Он целовал меня медленно и долго, словно это наша последняя встреча. Я чувствовала его нежность. Его любовь.
В какой-то момент я перестала растворяться в плавно тлеющих частицах времени. Глаза Давыдова жадно скользили по моему лицу, и меня бесконечно смущал его взгляд, его поцелуй, его присутствие.
— Всегда мечтал это сделать, — тихо сказал он, а потом, оставив на губах еще один тающий, легкий поцелуй, медленно ушел. Его шаги затерялись внизу, в звуках музыки и голосов. Что делать дальше, я не знала.
***
Этой ночью, ворочаясь сбоку на бок в постели, я никак не могла уснуть. Веки буквально отказывались закрываться, и я вынуждено смотрела в темноту комнаты, заполняющую мой взгляд. Перед ним всплывали сцены сегодняшнего вечера, лицо Максима и все его слова. Его поцелуй ответил на мои вопросы, но Давыдов ошибся. Мне больше не нужны никакие игры, я хотела быть с ним. Я безотчетно возвращалась в тот миг, когда губы Максима прикоснулись ко мне, и воспоминания о его сдержанной страсти волновали меня и вызывали трепет.
На несколько часов мне удалось забыться сном, а когда прозвенел будильник, я проснулась быстро и легко. Чувство волнения не покинуло меня ни на секунду во сне, и сейчас я ощущала в груди удары сердца. В отражении зеркала возникло лицо, — оно было свежим, а глаза сияли, словно я хорошо отдохнула или сходила в какой-нибудь салон красоты, в котором пока еще не была ни разу. Словом, я чувствовала себя счастливой, как никогда раньше. Я чувствовала себя живой.
В автобусе и по дороге к институту мне то и дело приходилось ловить на себе взгляды прохожих. Кажется, и они видели не просто девушку, но освободившуюся мятежную душу, влюбленную и юную. Сейчас у меня не было ни тела, ни разума, только огромное трепещущее сердце.