— Полагаю, отец наговорил вам обо мне кучу гадостей, не имеющих ничего общего с реальностью, — наконец, произнес Борис.
— Поэтому вы намерены исправить это недоразумение и приметесь возводить на него ответные поклепы? — засмеялась я, надеясь, что ошибаюсь.
— Вы чересчур умны для девушки, которая моет пол в лавке тухлостей, — заметил Артемьев.
— Антиквариата, — недовольно поправила я.
— Я так и сказал, тухлостей, — настойчиво повторил Борис, довольный тем, что удалось сказать гадость. Я мысленно напомнила себе, что у меня нет цели ввязываться в полемику с этим несносным человеком. И все же следовало признать, как бы Борис не пытался отречься от своего отца, скверный характер у него явно от Крезы.
— Приходите к нам, — продолжал Борис. — Здесь вкусно пахнет, и полы ничуть не хуже.
— Я почитала кое-что о вас, — сказала я, не обращая внимания на ироничный тон Артемьева.
— Как лестно, — усмехнулся он, и я почувствовала, что безумно устала от этих его кривляний.
— Ваши заведения разбросаны по всей стране и имеют большой успех, — говорила я. — Зачем вам понадобилась открыть кофейню здесь?
Борис обратил ко мне смеющийся взгляд своих холодных, непроницаемых глаз.
— Хотел вернуться домой, — сказал он. — А вместе с тем привнести в это захолустье немного современного дизайна и хорошего кофе. Есть еще одна причина. До жути хотелось взглянуть на то, как обустроился папочка, который выгнал меня из дома двадцать пять лет назад.
Я изумленно посмотрела на Бориса, пытаясь разобрать, правда ли это. Мне внезапно вспомнилась моя подруга Алина, чудесный ребенок в теле красивой девушки, которая совсем отчаялась отыскать в этом мире тех, кто сможет полюбить ее. А все из-за того, что мать не умела понять Алину, и никогда не пыталась это сделать. Что, если Креза совершил ту же ошибку? Мне вспомнилось, с какой неприязнью он говорил о Борисе. Но как вообще родитель может судить своего ребенка, если все, что в нем есть, лишь следствие воспитания?
— Я думаю, вы приехали по другой причине, — негромко сказала я, и Борис заинтересовано приподнял брови. — Вы вернулись, потому что поняли, — вы готовы.
— К чему готов? — недоумевал Артемьев.
— К тому, чтобы забыть все обиды, — продолжала я. — Вы приехали в этот город, чтобы простить своего отца.
Какое-то время лицо Бориса словно расправилось от постоянной ухмылки, и я правда увидела в нем того ребенка, который так рано повзрослел и всех потерял. Мне представилось, как несколько позже он возвращается в «Саламандру». Освальд Павлович уже погасил свет, и темный силуэт Бориса в окне сперва напугает его. Потом, когда он засветит керосиновую лампу времен девятнадцатого века, Борис вновь переступит порог антикварной лавки, и они всю ночь будут говорить друг с другом. О том, как им жаль этих лет. Как оба они давно мечтали встретиться и стать одной семьей, но гордость и упрямство не давали это сделать. Как один писал длинные письма и слал телеграммы, сгорающие в огне. Как рука другого опускала трубку на рычаг прежде, чем телефонные линии успеют соединиться. Рассвет застанет их бледные лица, утомленные воспоминаниями прошлого. Но это будет новый день, когда они посмотрят друг на друга глазами, лишенными былых упреков.