Точно не знаю, сколько мы пробыли здесь. Максим просто сидел на скамейке. Я — стояла, прислонилась спиной к столбу. Давыдов уже не ждал меня, а просто смотрел вдаль, и его лицо постепенно приобретало спокойное выражение. Все это время, пока я была здесь, часть моей души безмолвно сидела рядом с Максимом. Она хотела сказать ему, что он не один. В этом парке. И в этой жизни. Но Давыдов больше не слышал ее. Он поднялся со скамьи и медленно пошел к дому. На часах было одиннадцать вечера.
Максим прошел в десятке метров от меня, но не увидел. Тень столбов надежно скрывала мою фигуру, а Давыдов ни разу не обернулся. Я подождала еще несколько минут, чтобы не догнать друга в дороге, а потом покинула парк.
***
Следующий день прошел как обычно. С утра я сидела на лекциях и пыталась веселиться с Настей, правда, выходило не слишком натурально, и подруга сразу заметила мою грусть. Она спросила о том, как прошел наш разговор с Максимом, но я ничего не ответила, и по выражению моего лица она поняла, что больше не стоит об этом спрашивать. За весь день я не видела Максима ни разу, и, честно говоря, испытывала от этого облегчение.
Вечером, когда я зашла в антикварную лавку, Освальд Павлович был занят с покупательницей. У прилавка стояла худая женщина, одетая в строгий брючный костюм. У нее был вид дамы из высшего общества, о чем больше всего свидетельствовал высоко вздернутый нос и поджатые в тонкую ниточку губы. Едва я увидела ее лицо, мне тут же захотелось спросить, не утомительно ли это, соблюдать подобную гримасу. Но я знала, что отпугивание покупателей Освальд Павлович посчитает дурным тоном, а потому промолчала. На прилавке уже лежала завернутая покупка.
— Надеюсь, на этот раз ваза подойдет, — проговорила дама притязательным тоном.
— Уверен, она прекрасно впишется в дизайн вашего великолепного дома, — сказал Креза с улыбкой. Я тихонько проскользнула за прилавок и поздоровалась. Освальд Павлович добродушно ответил мне, а дама ограничилась сухим кивком.
— А еще покажите мне вон те кофейные чашки, — палец высокомерной дамы указал в нужном направлении.
— Кофейные? — вкрадчиво переспросил Креза, и я увидела, как его лицо снова заливается гневными красками. Похоже, одно упоминание о кофе теперь выводило его из себя. К слову, тот факт, что в «Buona Sera» наверняка будут делать не один лишь кофе, не сильно заботил Освальда Павловича. Почему-то он решил ополчиться только против бразильского напитка.
— Я покажу вам, — улыбнулась я. По счастью, чашки стояли на нижней витрине, и Освальду Павловичу пришлось бы наклониться за ними. Ну не с его же больной спиной лазить по витринам! Ловко подхватив чашки и прилагающиеся к ним блюдца, я вернулась к прилавку и поставила перед дамой. Сам Креза к этому моменту уже куда-то испарился.