Борис засмеялся, постепенно возвращая былое самообладание.
— Черта с два! — прохрипел он с дьявольской усмешкой. — Не я начал эту войну. Хочешь посмотреть, кто кого? Ты увидишь. Ты все увидишь сам.
Борис, полагая, что не достаточно напугал меня, ударил по прилавку снова, так что металлические скобки витрин задребезжали. Затем он развернулся и стал уходить.
— Я не поджигал твою кофейню, мальчик, — в след ему сказал Креза. Голос его звучал тихо и твердо. — Всю жизнь ты вечно приносил несчастья тем, кто был рядом. А теперь, похоже, начал приносить и самому себе.
Артемьев ни разу не остановился, но мне показалось, что его плечи вздрогнули, словно фраза больно ударила его меж лопаток. Как только фигура Бориса скрылась из виду, я облегченно выдохнула.
— Ну, ну, чего ты испугалась, — Креза дружественно похлопал меня по плечу. — Не обращай внимания на этого пустобреха. В следующий раз я не позволю ему даже зайти сюда.
— Да что между вами случилось? — воскликнула я, и Освальд Павлович понял, что я зла. Я и в самом деле злилась. Скандалы всегда пугали меня, а противостояние этих двух людей заставило сердце бешено колотиться в груди.
— Это важно? — пробормотал Креза.
— Конечно, важно! — сказала я. — Вы же убить друг друга готовы!
Эта злоба и ненависть, что стояли между отцом и сыном, были незнакомы мне, и я силилась понять, где их истоки. Освальд Павлович пригладил редкие седые волосы на голове и окинул взглядом свою лавку. Похоже, представил, что было бы, сгори вместо кофейни его «Саламандра».
— Ты же знаешь, что я не имею отношения к поджогу, — произнес старик. Конечно, мне бы и в голову не пришло обвинять его в этом.
— Когда вы об этом узнали? — спросила я.
— Ночью, — ответил Креза. — Пожарная машина приезжала с сиреной, я проснулся и услышал, какая там заваруха.
Я присела за прилавком и задумалась. Борис сказал, что это поджег. Но кому потребовалось совершать такое? Хотя, кто знает, может, подставить как раз пытались Освальда Павловича. Ведь первым, на кого Артемьев подумал, был его отец. Все же, это нешуточное дело, и придется ждать разбирательств. Да и сам Борис вряд ли будет сидеть на месте, наблюдая, как его кофейня в упадничестве, а мы процветаем.
— Нужно быть осторожными, — проговорила я, и Освальд Павлович закивал.
— Ты тоже думаешь, что он будет мстить? — усмехнулся старик.
— Судя по тому, как он ворвался сюда сейчас, безусловно, — кивнула я. — Его можно понять, он винит вас во всех своих бедах.
— Винить он должен только самого себя, — проговорил Освальд Павлович, и его фигура замерла у большого окна. — Я надеялся на него. А он меня бросил…