— Она там живет уже тридцать семь лет, — продолжил Максим.
— В общем, списали бабульку со счетов, — пробормотала я. — А кто ее оформил?
— Да вот и непонятно, — пожал плечами Давыдов. — В графе родственников прочерк. Может, совсем одна осталась, привезли по скорой в момент приступа и поместили туда… Еще одна деталь забавная была. В перенесенных операциях кесарево сечение.
Я удивленно повернулась к другу.
— А ребенок где?
— Ни слова про это, — ответил Максим. — Если я правильно понял, она родила еще до того, как попала в пансионат, потому это тайна, покрытая мраком.
Почему-то от всех этих разговоров запульсировали виски, и я принялась растирать их пальцами. История была очень нехорошей.
— Но знаешь, что интересно в этой эпопее? — продолжал Давыдов.
— То есть, все, что ты рассказал до этого, не интересно? — я позволила себе улыбнуться, хотя смешного ничего не было.
— Адрес, — заявил Давыдов, как всегда не отвечая на мой вопрос. — В истории болезни написано, что она жила на Советской, двадцать три. Но это частный сектор, и я знаю тот район. У меня был друг в детстве, он жил там, и я точно помню, что в доме под номером двадцать три никого не было.
Я не вполне понимала, что имел в виду Максим.
— Ты же сам сказал, что это было давно, — осторожно заметила я. — Может, перепутал что? Откуда такая уверенность в том, что дом стоял пустым?
— Кристин, я говорю тебе серьезно, там никого не было, — Максим начинал злиться. — Мы играли в этих заброшенных домах, в двадцать третьем доме вечно царила разруха. Его хотели сносить, но только на словах, а так никому не было дела до этой конуры.
Напрягая память, я попыталась вспомнить детали рассказа.
— Ты сказал, Остапова находится в психушке тридцать семь лет? За это время вполне дом могли ограбить, разгромить, превратить в игрище для детишек… Да все что угодно могло случиться, ведь родственников у нее, похоже, не было. Никто не присматривал за домом.
Максим задумчиво посмотрел на меня. Мои слова казались ему убедительными, но явно не совпадали с внутренним чутьем, которое говорило ему, что в этой истории все гораздо сложнее. Давыдов, беззвучно засмеявшись, закрыл лицо руками, словно все происходящее показалось ему чересчур комичным.
— У меня знаешь, какая мысль? — спросил он. — Хочу позвонить одному своему другу и уточнить, жил там кто-то или нет. Он следаком сейчас работает,
— Офигеть! — произнесла я. — Значит, мне нельзя лазить по подсобкам и расспрашивать охранника, а тебе ввязываться в расследование истории о доме норме двадцать три, так это запросто.