Степан старался держаться уверенно и независимо, но это давалось ему тяжело — он всегда побаивался этого странного человека с его нацистскими замашками и холодными бесцветными глазами законченного маньяка.
Штандартен достал из кармана тяжелый стальной цилиндр, накрутил его на ствол пистолета, задумчиво поглядел на Степана.
— Колись, Степа! — проговорил он тихо, уверенно. — Что еще вы с Мишкой нашли сегодня на болоте?
— Да говорят тебе — ничего! — выдохнул Степан неприязненно. — Что ты надумал? Не будешь же ты и вправду стрелять! Совсем, что ли, с катушек съехал?
— А я чувствую, что ты врешь! — Штандартен повел розовым крысиным носом, будто и вправду принюхиваясь. — Ты, значит, думаешь, что я не буду стрелять? А почему бы и нет?
Он поднял пистолет, раздался негромкий хлопок, и с жалобным звоном разлетелась на куски голубая вазочка, стоявшая на шкафу.
— Совсем сдурел?! — вскрикнул Степан, шагнув к Штандартену. — Это матери моей вазочка!
Рука его непроизвольно потянулась за пазуху, где ровным спокойным холодом давал о себе знать кинжал.
— Матери, говоришь? — издевательским тоном проговорил Штандартен, поигрывая пистолетом. — Как там сказано — чти отца своего и мать свою! Кровь — она превыше всего! Хотя мать-то у тебя, Степа, была далеко не арийского происхождения!
И тут Степан не выдержал. Рука сама собой скользнула за пазуху, и тут же пальцы сжались на рукоятке кинжала. Он выбросил руку вперед, кинулся к Штандартену…
Но тот с неожиданной ловкостью выскользнул из кресла, перекатился по грязному, давно не мытому полу и, почти не целясь, выстрелил. Пуля вошла в левое плечо. Степан споткнулся, закрутил головой в поисках ускользнувшего противника, увидел его, шагнул, неловко размахивая кинжалом…
— Значит, я не ошибся! — Штандартен ловко вскочил на ноги, вскинул пистолет. — Значит, Степа, ты хотел-таки спрятать от меня самую интересную находку? Нехорошо, Степа, нехорошо!
Он еще дважды выстрелил. Степан широко открыл рот, пытаясь вдохнуть, но воздух в комнате неожиданно кончился, как будто его высосали огромным пылесосом.
Степан вспомнил вдруг удивленное лицо Михаила, его округлившиеся глаза, его хриплый, сорванный голос: «Ты что?!»
И это воспоминание тут же растаяло, а вместо него вдруг возник перед Степиным внутренним взором скалистый утес, возвышающийся над бурным морем, а в небе над утесом — гордо парящий белый орел…
Степан захрипел и рухнул на пол.
Штандартен наклонился над ним, попытался забрать у него кинжал. Однако мертвые пальцы так вцепились в рукоять, что пришлось несколько минут провозиться, отгибая каждый палец лезвием складного швейцарского ножа.