Лечение, конечно, не состоялось. Надо было много и интенсивно работать. Железнодорожники не только голодали, но и практически не имели спецсредств, в т. ч. спецодежды. Дзержинскому приходилось решать даже такие частные вопросы, как снабжение железнодорожников рукавицами, полушубками, валенками. Часто их просто не было: железнодорожники работали с голыми руками в условиях низких температур. Плохим было и снабжение железнодорожников продовольствием и топливом: семьи мерзли. Не выплачивалась в течение нескольких месяцев зарплата. Все это приводило к равнодушию и озлобленности, к хищениям и другим негативным явлениям. Только решив эту проблему, можно было надеяться на ударный труд, и Дзержинский уделил ей персональное внимание, отслеживая буквально каждый полушубок, каждую рукавицу и каждый мешок угля.
Второй проблемой, с которой столкнулся в Сибири Дзержинский, была несвоевременная реорганизация, переход железных дорог на линейные отделы, развал административного аппарата Сибирского округа путей сообщения (Сибопс), отсутствие связи Сибопса с местными хозяйственными органами и полная необеспеченность топливом. Была также проблема обеспечения транспорта топливом. Дзержинский решал ее, в т. ч. проведя оплату труда шахтеров зерном.
Когда через несколько недель пребывания комиссии Дзержинского в Сибири удалось вроде бы переломить ситуацию с продвижением грузов, вмешалась природа. Двухнедельные февральские снежные бураны практически парализовали движение на ключевых направлениях Алтайской, Южно-Сибирской и Кольчугинской линиях железных дорог[1153]. 20 февраля Дзержинский во время переезда из Омска в Новониколаевск писал жене: «Уже поздняя ночь — только сейчас я закончил чтение писем из Москвы. Я хочу сейчас же написать тебе, так как завтра у меня не будет времени. Я еду всего на один день в Новониколаевск — обсудить дела с Ревкомом. У нас огромные трудности. Когда работа округа, казалось, начинала входить в норму, метели и снежные бураны опять дезорганизовали работу. А в недалекой перспективе новая угроза — продовольствия, оказывается, меньше, чем предполагалось… заменить знания и опыт энергией нельзя. Я только лишь учусь… Я пришел к неопровержимому выводу, что главная работа не в Москве, а на местах… Необходимо все силы бросить на фабрики, заводы и в деревню, чтобы действительно поднять производительность труда, а не работу перьев и канцелярий… Я живу теперь лихорадочно. Сплю плохо, все время беспокоят меня мысли — я ищу выхода, решения задач. Однако я здоров…»[1154]