На следующий день 15 июня, разбуженный вестовым в 8>1/>2 часов утра, я возвратился в лагерь и тогда же узнал о своем назначении.
После завтрака отправился в Константинополь. Не буду подробно описывать этот большой город, так как, по моему мнению, это уже сделано всеми путешественниками. Деревянные дома за исключением общественных памятников и некоторых зданий высшего круга, извилистые улицы и если мощеные, то весьма плохо, минареты, похожие на фабричные трубы, бесчисленное количество бродячих собак и проч.
У моста Золотого Рога, с которого вид действительно великолепен, я был осажден молодым греком 18–20 лет, весьма прилично одетым, в феске, в тонких сапогах, который на хорошем французском языке, испросил позволение сопровождать меня, предлагая себя в чичероне.
«Я учился в коллегии в Пере, — сказал он, — и ознакомился с французским языком, а потому желаю усовершенствоваться в нём, пользуясь беседой с настоящим французом; с этой целью я позволяю себе просить дозволения сопровождать вас».
Я был очень доволен этой случайной встречей и мы вместе отправились по мосту далее.
Спустя немного пришли в еврейский квартал довольно бедного вида и у порога домов заметили очень красивых евреек, с тюрбанками на голове по старинной моде их предков, что очень оригинально, и я сохраню об этом приятное воспоминание.
Через четверть часа, мой провожатый и я сделались лучшими друзьями в мире и он рассказал, что отец его был адвокатом в Пере, что у него две сестры 19 и 20 лет, из которых старшая должна выйти замуж и что он предполагает подобно отцу, быть адвокатом. Затем предложив представить меня своей семье, он пригласил туда меня вечером, чтоб послушать музыку. Обязанный в тот же вечер возвратиться в лагерь, я высказал сожаление о невозможности воспользоваться его любезным приглашением сейчас, но обещал прийти днем.
Покидая еврейский квартал, мы прошли в часть города, где обыкновенно живут иностранцы всех государств. Мой провожатый предложил повести меня к одной пожилой даме, живущей в прелестной квартире с двумя дочерьми и к которым он должен был сделать визит. «Одна из дочерей 13-ти лет, а другая 11-ти», сказал он, но это черкешенки, которые выходят замуж и делаются матерями в 9 лет и во всякое время им можно дать вдвое более лет против действительности. Они не стягиваются корсетами, как европейские женщины, не носят также открытых платьев, обнажающих грудь, как турчанки, но надевают род шелкового совершенно закрытого корсажа и, не считая непристойным показывать лице, не закрывают его вуалью. Исповедуя христианскую религию, они имеют лишь самое слабое понятие о догматах её. Так например, они воспитываются в убеждении, что созданы для того, чтобы быть рабынями мужчин.