И Мартин. Тяжелокостный, нищий и худой блакорийский барон. Если Макс был тощим, но не голодным, то Мартин обладал впалыми щеками и взглядом ничего не боящегося зверя. Фон Съедентент оказался наглым, как сотня диких котов, мрачным и огрызающимся. Их поселили вчетвером, и в первый же день Март ухитрился подраться с Михеем.
– Это моя кровать, – сказал ему Севастьянов, когда вернулся и увидел, что его место занято новеньким.
– Девочки спят у стеночки? – издевательски вопросил барон. Получил в челюсть, со свистом сплюнул кровь и полез в драку. Досталось и Максу, который решительно сунулся их разнимать: «Не лезь, малыш», – рявкнул Март и приложил его лицом об шкаф. Досталось и Алексу, не оставшемуся в стороне. На драку прибежал комендант, и быть бы четверке отчисленной, не начав обучение, если бы не решение ректора университета, каким-то шестым чувством унюхавшего в покрытых синяками и со злостью поглядывающих друг на друга парнях будущих светил магического мира.
Однако это не помешало Старову наложить унизительное взыскание. Алмаз Григорьевич на расправу всегда был скор и крут. Почти семестр они драили помещения университета и общежития, старательно игнорируя соратников по наказанию и слушая насмешки каменов. На ругань сил уже не оставалось, все уходило на учебу и уборку. Зато они косились друг на друга, подмечали успехи и до красных мушек в глазах учились, пытаясь превзойти соперников.
По окончании наказания, получив отличные оценки, они дружно напились, обнаружили, что ненависть и злость прошли – труд объединил их, а лучшие показатели вознесли на вершину курса, сделав предметом восхищения.
Тогда-то они и поклялись в вечной дружбе.
– Вместе мы сильнее, – пьяно говорил уже немного отъевшийся Мартин, сидя в таверне и тиская подавальщицу. Женщины его тоже любили. Мрачных и буйных всегда любят.
– Кот правду говорит, – вторил ему Михей, размахивая кружкой с пивом. – Что нам делить? Вместе мы покорим мир. Правда, Малыш?
– У меня запросы скромнее, – ответил Тротт со смешком, – я просто хочу оставить свое имя в истории магнауки.
– Ну а ты, Алекс? – обратился к нему Севастьянов. – Чего хочешь ты?
Совершенно пьяный Свидерский тоже усадил себе на колени веселую официантку и что-то нашептывал ей, поглаживая по бедру.
– Я… – он задумался. Голова кружилась, мысли плясали. – Я, друзья, хочу занять место Деда Алмаза. Довольно ему зверствовать. Да здравствует свобода!
– Да здравствует! – проревели они. Кружки с пенным напитком столкнулись, ознаменовывая начало их дружбы.
На девчонок со своего курса особого внимания подающие большие надежды маги не обращали. Зачем, если молодые и горячие парни пользовались стабильным спросом среди старшекурсниц? К тому же девочки были тихими, садились на задние ряды и блистать великолепной четверке особо не мешали. У студенток имелся свой мирок, наполненный таинственными разговорами, смешками, косметикой и нарядами. Живущие в общежитии однокурсницы со своего этажа не спускались, на старшие курсы смотрели с удивлением – уж очень свободные нравы по сравнению с принятыми в обществе были у девушек, давно обучавшихся в университете.