– Женщины, – снисходительно сказал фон Съедентент, – вечно вы паникуете раньше времени. Ай, Вик! За что?
Блокнот в его руках совершил кульбит, извернулся и цапнул его за подбородок, разделившись листами на две половинки. Виктория посмотрела на его ошарашенное лицо, фыркнула и засмеялась. И он тоже захохотал, откинувшись на спинку кресла.
– В следующий раз, – пообещала она зловеще, – это будет не подбородок.
– Нет-нет, – с комическим ужасом попросил Мартин, – это к Максу. Ему все равно не пригодится.
Инляндец посмотрел на него как на говорящую букашку.
– Дальше, Мартин. Я уйду, а потом играйте в свои брачные игры, сколько влезет.
– Увы, – сказал барон трагическим голосом, – без тебя играть не так интересно. Твоя унылая физиономия придает этому дополнительную пикантность. Правда, Кусака?
– Хватит баловаться, – ответила Виктория беззлобно и откинула назад тяжелую гриву черных волос, поменяла позу – изогнулась в талии, грудь стала еще заметней, и мужчины дружно уставились на нее. – Что там дальше, Март?
– Ага, – сказал он, блестящими глазами оглядывая подругу. – Да. О чем это я? Серенитки. У них больше конкретики, но, как всегда, все замешано на любви, поэтому я отношусь к этому с изрядной долей скепсиса. Жила у них давным-давно, тринадцать веков назад, слепая предсказательница. Якобы слушала шторма, и те шептали ей о том, что было и будет. Есть несколько стихов, я перевел со старосеренитского. Рифма, естественно, потерялась. Сейчас, – Мартин перевернул лист блокнота.
В ту пору, когда откроются врата,
На Туру хлынут мгла, чудовища и смерть,
Не удержаться миру на пяти камнях,
Шестой найти придется там, откуда выйти невозможно,
А вход лежит там, где не пройти живому.
– Пессимистично, – заметил Алекс, поднимаясь за бутылкой. Вики протянула свой бокал, и он принял его, направился к столу. Посмотрел на Тротта, тот отрицательно качнул головой. Барон продолжал:
Душа уйдет за невинной душой,
И, если вернет, – воцарится мир снова.
Обеты должны принести соколиные девы,
Тогда станет Тура крепка, как при созидании,
Шестой камень встанет на свое место
И будет царить Великая Мать.
– Бред сумасшедшей, – высказался Тротт и встал. – Мне нужно идти. Данилыч, ты не связывался с Алмазычем? Его послушать было бы полезнее, чем эти поэтические драмы.
– Связывался, – сообщил Алекс хмуро и протянул Виктории наполненный бокал. – Он сказал: чтобы ближайшие недели его не трогали, потому что идет тонкая работа. И что, если кого из нас увидит – у него станет меньше учеников.
– Не понимаю, – резко вмешалась Вики, – как он так спокойно работает, когда по всему выходит, что мир по швам разваливается? Он же не может этого не чувствовать! Пять минут поговорить не убыло бы от него.