Ермакович взял пулемет, точным движением профессионала оттянул пружину, нажал на спуск, потом снова оттянул ее и, повернув пулемет стволом к себе, посмотрел в канал.
— Пожалуй, не откажет! — одобрительно отметил он. — Можно поставить на вооружение. А тут на ложе надо было написать: «Загальская фабрика-кузница». И марку надо уточнить: писать не ДП, а ДПП, чтобы видно было, что тут не только Дегтярев, а и товарищ Плышевокий приложил свое мастерство.
Людей подходило все больше и больше. Полянка наша заметно веселела и принимала обжитой вид. Часа в три дня Луферов, окинув внимательным взглядом всех присутствующих, решительно сказал:
— Пора, вряд ли кто еще придет.
Ему, как исполняющему обязанности секретаря Любанского райкома, мы и поручили открыть собрание. Андрей Степанович постучал карандашом по импровизированному столу. Товарищи подошли ближе, разместились на траве полукругом, и сразу установилась тишина. Луферов кашлянул в кулак, переступил с ноги на ногу и начал:
— Никто не думал, не гадал, товарищи, что нам придется проводить свое районное партийное собрание на этой глухой поляне. Сюда, наверное, ни один наш охотник не заходил… Ну что ж, суровое время настало, суровые условия… Но и в этих условиях и даже во сто крат более тяжелых мы не должны сгибаться.
Здесь у нас присутствует подпольный обком партии, все областное партийное руководство. Собралось, как видите, несколько десятков коммунистов. Я думаю, что в каждом районе соберется не меньше. Значит, мы живем, товарищи, несмотря ни на какие зверства врага, и будем жить! И не только жить, но и бороться до последней капли крови!
Луферов снова кашлянул, на минуту задумался, а потом твердо произнес:
— А теперь, товарищи, прошу показать свои партийные билеты.
Люди задвигались, начали распарывать подкладки, выворачивать шапки, иные даже разуваться, чтобы достать партбилет из сапога. Над головами, поблескивая на солнце, начали подниматься красные книжечки. И на поляне как будто посветлело.
Андрей Степанович, стоя за столом, долго не спускал внимательного и немного торжественного взгляда с поднятых над головами людей партийных билетов.
— Александр! — вдруг обратился Луферов к одному из присутствующих, и голос его сразу погрубел.
Человек поспешно встал.
— Садись!
— За тобой других не видно, — сердито сказал Луферов. — Ты почему не показываешь свой партийный билет? Что, потерял или, может, отдал на хранение? Говори правду.
Человек растерянно моргал, краснел, мялся, но некоторое время молчал, должно быть не осмеливаясь сказать правду. Он с уважением поглядывал на партийные билеты своих соседей и чем дальше, тем все больше и больше начинал волноваться.