Сказки Италии

Эти сказки появились на свет следующим образом. Написав одну из них для прелестного мальчика, во что бы то ни стало требовавшего от меня «хорошенькой сказочки», мне вздумалось написать еще несколько сказок для моих племянников. В то время я грустил и даже немного был болен, вследствие этого моя мысль находилась в состоянии полнейшей инерции, что меня сильно раздражало. Трудно будет вообразить моим читателям, как я обрадовался, почувствовав, что в моей фантазии зарождается целый мир чудес, полный фей, волшебников, царей, цариц, людоедов и чародейств, служащих первой художественной пищей нашим детским умам. Я прожил несколько недель, всецело окунувшись в этот чудесный фантастический мир, вполне наивно увлекаясь им, и, не думая ни о чем другом. Я никогда не воображал, чтобы это могло случиться с человеком вполне убежденным, что на самом деле только одна действительность есть настоящее поприще искусства. Если бы какой-нибудь докучливый человек явился ко мне в то время, чтобы поговорить со мной о серьезных и важных делах, я бы без сомнения ответил ему, что я занят теперь делом гораздо более серьезным и важным: я думал о Змейке, находившейся в смертельной опасности, о Царе, решившемся подвергнуть себя в третий раз испытанию пробыть семь лет под дождем и под палящими лучами солнца, чтобы получить руку любой девушки.

Не менее серьезно был я занят тем приговором над моими сказками, какой будет произнесен моей маленькой публикой, шумно врывавшейся в мой кабинет раза по два или по три в день, чтобы узнать, когда же наконец будет окончена новая сказка. Эти милые дети, с нетерпением усаживавшиеся вокруг меня, тотчас по окончании мной каждой сказки, разом смолкавшие и превращавшиеся в слух и зрение, лишь только я начинал: «Жили были…» — сильно смущали мое авторское самолюбие.

Немногие авторы, спрятавшись за кулисы, в ожидании суда публики, трусили так, как я при виде всех этих живых и умных глазок, словно впивавшихся в мои губы в то время, как я старался говорить с ними простым, ясным и драматичным языком, который и есть по моему мнению, самая лучшая, естественная и художественная форма сказок. Мне казалось не лишним сказать все это моим благосклонным читателям на тот случай, если им вздумается судить об этом томике не только как о книге предназначенной для детей, но и с точки зрения художественной. Моя попытка имеет извинение в вызвавших ее обстоятельствах. Не будь их, мне не пришло бы в голову взяться за эту в высшей степени произвольную и примитивную форму искусства, столь противоположную искусству нашего времени. Увидев мои сказки напечатанными, я почувствовал некоторое угрызение совести: мне казалось, что я положительно сделал дурное дело, посвятив публику в эту чудную галлюцинацию, длившуюся в продолжении нескольких недель, о которых я не могу вспомнить без волнения и без сожаления, что они миновали.