— Не дайте помереть, товарищи! Плесните для сугрева!
Но никто не откликнулся на его веселое причитание, и Родион говорил уже твердым командирским тоном:
— Он пускай языком чешет, ты дело делай. И запомни — мне хлеб нужен, мясо, лошади. Разговоры мне не нужны.
— Запомню, Николаич. Пошел, однако.
— А надорожку?! — встрял продрогший Шкарупа. — Полагается, чтоб не спотыкаться.
— Поди м ого жеребца за пяту ногу дерни — согреешься!
Родион вглядывался в поникшего осведомителя с веселой злостью.
— Пить тебе не полагается. На кой хрен твою пьяную рожу народу казать?!
В лампе зашипел фитиль. Шкарупа сморщился и уронил с подмороженного уха руку. Стоял обессиленный и говорил таким же обессиленным голосом:
— Зачем ее казать? Разве я — с вами…
Он отступил от Родиона.
Над глазом крылом раздавленного мотылька трепещет нервное веко. Совладать с охватившим его страхом Шкарупа не может, даже не пытается: ему все равно, как он выглядит, ему жить шибко хочется…
— Товарищи, меня же кончать будут… — пролепетал он с печальной уверенностью. — На смерть зовете.
— Ничиво не поделаешь, Егорка, — успокаивал Фортов, — всякую власть защищать надо. А ты как думал?
— Не глумись, Фрол. Не казни меня прежде. Власть — властью, но жизнь дороже. Сейчас не убьют, потом кончат.
— Кончат! Кончат! Може, промажут.
Родион рывком повернул к себе хозяина. От неожиданности голова Шкарупы задела бугристым затылком стену, а когда вернулась на место, перед глазами торчал ствол маузера.
— Идешь? — спросил Родион без всякой угрозы.
Шкарупа глянул в ствол и кивнул:
— Иду, конечно! На храбрость полстаканчика не пожалейте. За ради Бога, товарищи!
— Наган где твой?
Шкарупа ощупью растянул тепляк, поднял рубаху и показал торчащую из-за пояса рукоятку нагана:
— На месте, Родион Николаич.
— Каком месте?! Тебе, чтоб выстрелить, штаны прежде скинуть надо. Налей ему, Фрол.
…Отряд был поднят по тревоге в полночь. Заспанные бойцы стояли тесным кругом, держа в поводу лошадей, которыми уже владело беспокойство надвигающихся событий. Звонкая морозная ночь очистилась от вечерней хмари, нашлась каждая звездочка на небе и каждая горела ярким, но холодным светом.
Бойцы курили, вполголоса обговаривая предстоящую операцию. За разговорами никто не заметил подъехавшего со стороны деревни командира отряда Родиона Добрых. Он ткнул в бок Ивана Евтюхова, тут же его успокоил:
— Т-с-с-с, не шуми. Вы, как глухари на току: палкой перебить можно. Офицера взяли?
— Ага. Здравия желаем, Родион Николаич! — Евтюхову было неловко перед командиром. — Вы уж нас…
— Тебе сказано — не шуми. Уросил офицер?