Ничего, я уже привыкла. Жить буду – живут и с диагнозами похуже. А во всем виноват, между прочим, вот этот самый Скраповик. «Золотая моя, солнце моей души, ты даришь радость», – как сейчас помню эти его слова, которые он любил произносить, ковыряясь, по своему обыкновению, в носу.
Мама на мою неуместную радость не обратила ровным счетом никакого внимания. Она вздохнула и сказала:
– Инга, ты что-нибудь понимаешь? Мне кажется, что я уже слишком старая для скрапбукинга.
– Ну да, конечно, тебе и пенсионеры в автобусе место уступают.
Терпеть не могу, когда родители называют себя старыми. Маме никто не дает больше сорока. У нее нет ни одного седого волоска, морщинки – крохотные и улыбчивые, а то, что она немного располнела в последнее время, – так это особенности конституции. Меня тоже худышкой не назовешь. А еще у нас обеих роскошные черные волосы – предмет зависти и моих подруг, и ее. Правда, мама в последнее время коротко стрижется, чтобы выглядеть моложе. В наши дни пятьдесят один – это еще не возраст и уж тем более не старость.
На кухню заглянул отец, налил себе чашку чая и увидел открытку.
– Это и есть ваш Скраповик?
– Как ты догадался? – удивилась я.
– По шляпе, мама рассказывала. Давно мечтал на него посмотреть. Честно говоря, я думал, что он симпатичнее.
– Это ты его еще в худшие времена не видел, – усмехнулась я.
– Твои слова – бальзам на мое сердце.
– Это почему? – удивилась я.
– Сразу вижу, что эта небритая рожа – мне не конкурент, – ответил отец и почесал бороду. – Шутка ли, столько лет жена встречается черт-знает-где черт-знает-с-кем. Теперь я его хоть в лицо знаю.
Папа взял блюдце и потянулся за блинами, но мама отодвинула тарелку и накрыла крышкой.
– Надь, ты что? Я вроде не на диете.
– Я их немного пережарила. Как бы у тебя желудок не заболел.
И тут из-под меня чуть снова стул не выпал. Во-первых, блины выдались отменные, во-вторых, как это – не дать отцу даже попробовать?! Мне захотелось проверить мамину температуру. Отец же отнесся к этому ее заявлению на удивление спокойно. Поставил блюдце на место, взял чашку и сказал:
– Извините, девочки, я вас покину, у меня там перевод горит…
Мне показалось, что, когда отец вышел, мама вздохнула с облегчением. Конечно, она ему ни за что в жизни ничего не расскажет о своих неприятностях, будет одной рукой ликвидировать потоп на кухне, а другой гладить ему рубашку.
– А почему ты решила, что Скраповик ушел? – спросила я.
– Разве ты не чувствуешь, что его больше нет в альбоме? – Мама приподняла брови.
– Могла бы уже привыкнуть, что твоя дочь не чувствительнее фонарного столба, – проворчала я.