— Ты что сделала, дрянь! — взревел я. Бросаюсь к мальчишке, непроизвольно хватаюсь за нож, пытаюсь его выдернуть: надо же как-то помочь, исправить ситуацию…
— Не я сделала, а ты, — ответила мне очень спокойно эта маленькая дрянь. И глаза её спокойны, безразличны, никаких эмоций.
А этот злополучный нож уже у меня в руках. Я даже и не заметил, когда и как я его вытащил из груди мальчишки.
Мальчуган как стоял прямо, так и упал, почти плашмя на спину. Нелепо, некрасиво забился в непроизвольных конвульсиях, и затем понемногу потихоньку затих. Напоследок вытянулся во весь свой рост и застыл. Он умер…. И только красное пятно крови на его светлой рубашке быстро росло и росло…. Ещё секунду назад мальчишка был жив, радовался жизни, строил грандиозные планы на будущее. Миг, и всё изменилось. Сейчас лежит на грязном сером асфальте — ни малейшего движения, ни дыхания, ни пульса. И мой разум не хочет принять истину смерти. Ведь он только, что был живой. Я даже до сих пор ощущаю тепло его тела. Белые-белые копны непослушных волос разметались по всей голове, лицо юное, с прыщами — всё как полагается. Его открытые зелёные глаза, так удивлено смотрят в небо, ждут ответа на вопрос — почему, за что? Где-то сейчас далеко-далеко отсюда, переживает за него его мама: «как бы чего не вышло», а у него: ни страха, ни испуга на бледном скуластом мальчишечьем лице. Только в навсегда потухших глазах застыл мучительный вопрос: как же так?
А леденящий холод смерти уже на подходе…
И я уже начинаю понимать, что дальше у мальчугана Никогда и Ничего не будет. Это проникает в меня всё острей и явственней. Так нельзя! Нельзя так! Я выронил нож, бросился к девчонке, схватил её рукой за горло и сжал с силой свою руку, сам не знаю зачем. Наверно, сработало инстинктивное желание наказать того, кто лишил будущего этого мальчишку, кто оборвал чужую жизнь. Девчонка даже не сопротивлялась. Ноги у неё быстренько подогнулись, а удержать на весу, одной рукой, всю её, хоть и небольшую, но массу, сил у меня не хватило. Она тут же упала на землю. Я наклонился к ней, всё равно собираясь высказать ей всё, что я о ней думаю. И не только высказать. Мягко сказать, надавать пощечин по лицу, для лучшей доходчивости, что так делать нельзя. Но не успел.
Не успел и слова сказать этой молодой «дерьмовочке» о её плохом поведении, откуда-то менты взялись. Как из-под земли их милицейский уазик возник. Появился ниоткуда. Я, естественно, тут же оставил девчонку лежать и бросился к ним. Пытаюсь объяснить ситуацию, рассказать, что здесь произошло. Только речь у меня какая-то несвязная и непонятная: шок, я ничего не соображаю, что делать не знаю. До ментов добежать я не успел, они за оружие схватились и что-то кричат мне громко и грозно. Как сквозь вату, слышу, что мне надо прилечь, что я плохой и ещё что-то. Ну, с ментами спорить — себе дороже. Сразу решил прилечь рядом с молодыми, пока мне в этом никто не успел помочь. Оборачиваюсь на место недавней драмы (где тут у вас свободно?) и постепенно начинаю кое-что понимать. Мальчишка уже мертв. Нож со следами свежей крови, и с моими отпечатками на рукоятке, рядом с ним на траве валяется…. И на нём только мои отпечатки пальцев, ведь у меня перчаток не было…. Девушка без сознания лежит на земле. Вся одежда на ней каким-то непонятным образом оказалась разорванной, причем все её тело было покрыто свежими ссадинами и синяками, то есть она жертву маньяка-насильника из себя изображает. Как я ей шею массировал — помню, но чтобы всё тело, этого я не помню. Видно, кто-то до меня этим занимался. А пока дело поворачивается так, что это я убил молодого шумахера и пытался изнасиловать его подругу. Подстава, да и только! Опять подстава. Но… убийство — статья такая-то, попытка изнасилования — статья такая-то, и девушка оказалась, девчонкой несовершеннолетней. Ей ещё восемнадцати лет нет… по паспорту. А нож то действительно моим оказался. Интересно, кто, когда и как нашёл его в потайном месте? Кто? Полный набор неприятностей получается! Милицейский майор быстро мне всё это объяснил в подробностях, и моё будущее тоже обрисовал в подробностях.