себя. Выяснить,
кто же ты есть на самом деле… О боже, как же мне обрыдли эти фразы! Как я их ненавижу! Ты ничем не лучше моей матери!
– Это неправда. Просто для меня все шло слишком быстро. Я еще не вполне осознала, что я вдова – и вдруг сразу еще раз выйти замуж… Кристофер, никто не сможет с этим так просто справиться.
– Я тебя спрашивал. Ты помнишь? Я спросил тебя, может ли быть, что твой ответ когда-нибудь изменится? Ты ответила, что ничего не изменится.
Лаура тихо застонала. Что ей теперь сказать, чтобы он поверил?
– Кристофер, если ты меня сейчас убьешь, то мой ребенок вырастет полной сиротой. Ты уже отнял у Софи отца, и…
Этого говорить не стоило – Хейманн внезапно заорал на нее:
– Нет! Ты ничего не поняла! Совершенно ничего! Ее отец хотел ее бросить. И тебя он хотел бросить. Ему было плевать на вас. Ему было плевать, что с вами станет. Я не убивал невиновного! – Голос Хейманна почти срывался. – Я не убивал невиновного!
– Конечно же, нет. Я знаю. Я так и не считаю.
– Он как раз выходил из «У Надин», когда я подъехал. Он хотел пройти к своей машине. Я сказал, чтобы он сел в мою машину, что нам нужно поговорить. Он тут же согласился. Я заметил, что ему срочно нужен был кто-то, с кем он мог бы поговорить. Он хотел очистить свою совесть, хотел исповедаться… хотел услышать от меня: «Да, старина, я тебя понимаю, сделай так, уезжай с ней». Я спросил его, видел ли он ее в пиццерии, и он сказал, что нет, что она, вероятно, уже ждет на месте их встречи. Я завел машину и поехал вместе с ним. А он все говорил и говорил, о своей испорченной жизни, о своем дурацком «романе», о праве каждого человека решиться когда-нибудь начать все совершенно с нуля. Он даже не заметил, что я ехал вверх, в горы, что мы внезапно оказались вдали от всего и были совершенно одни. Я сказал: «Пойдем пройдемся немного, это пойдет тебе на пользу», и он медленно зашагал позади меня, держа в руках портфель со своими последними деньгами – у него был панический страх, что кто-то мог украсть у него этот портфель, – и все продолжал говорить, а я подумал: «Что же ты все болтаешь и болтаешь, и лишь ради того, чтобы оправдать всю свою дурацкую жизнь?» Мы уходили все дальше, и вдруг он захотел повернуть обратно, вдруг забеспокоился из-за своей возлюбленной, которая где-то в ожидании его уже отморозила себе задницу; кроме того, начался дождь. Мы повернули обратно, и теперь он шел впереди меня. Веревка лежала во внутреннем кармане моей куртки. Я знал, что мне следовало сделать, я знал это, видимо, уже все это время, иначе не взял бы ее с собой. Это было непросто. Он сопротивлялся. Он был очень сильным. Я, возможно, и не смог бы его убить, но, к счастью, у меня оказался с собой еще и нож. И я порезал этому кобелю ножом всю одежду.