– Никто не должен догадаться, кто вы такой, – сказал ему маркиз Дафферин, – и потому вам придется изменить внешность. Для вас это не должно представить ни малейших трудностей, Майкл, учитывая, что в прошлом вам довелось примерить на себя не одну личину!
Майкл тогда рассмеялся в ответ, хотя и понимал, что ничего смешного здесь нет. Да, в Большой игре он и впрямь менял маски, но только потому, что они выглядели убедительными, он смог уцелеть и не расстаться с жизнью.
Впрочем, во время плавания по Средиземному морю мысли его были заняты не только платьем.
Корабль ненадолго встал на якорь в Марселе, а потом еще и в Гибралтаре, откуда они вошли в Бискайский залив, бурный и свирепый, по обыкновению.
Через два дня после выхода из Александрии Майкл последовал совету стюарда и присоединился к танцам и прочим увеселениям, кои устраивались для пассажиров.
Он очень внимательно изучил список пассажиров, отметив про себя, что после того, как Индия осталась далеко позади, в нем произошли существенные изменения.
Он обнаружил, что имена людей, находящихся на борту, решительно ему не знакомы, и потому не стал избегать общения с остальными пассажирами, которые, похоже, были только рады ему.
Когда его спрашивали, чем он занимался на Востоке, Майкл отвечал, что путешествовал по делам, что могло означать что угодно, а он старался не вдаваться в подробности относительно своих интересов.
В Гибралтаре можно было купить большинство английских газет, и в одну из них был включен краткий репортаж о похоронах герцога Грейнджмура.
Список тех, кто присутствовал на траурной церемонии, оказался очень короток, и Майкл отметил, что лишь немногие из них принадлежали к членам семьи.
Он вспомнил, как отец однажды рассказывал ему о том, что родственников у него немного и что по большей части они живут в Северной Англии.
«Как только они узнают, что я дома, – размышлял Майкл, – то непременно пожелают засвидетельствовать свое почтение, и мне не придется самому разыскивать их поодиночке».
При этом было бы куда легче, если бы он мог положиться на кого-либо из старших членов семьи, дабы тот мог объяснить ему все, что он хотел знать.
Это могло показаться странным до чрезвычайности, но он не мог припомнить ни единого случая, чтобы отец или мать заговаривали о Мурах. Быть может, всему виной была отцовская гордость, хотя, скорее всего, он не хотел, чтобы факт отлучения его от семьи каким-либо образом повлиял на Майкла или расстроил его.
Словом, в чем бы ни заключалась причина, молодой человек понимал, что знает о своих родственниках очень и очень мало.