- Ты можешь идти за мной, или я буду бить тебя на протяжении всего пути по этому коридору. Мне все равно.
Мне не было все равно. Я встала, сдержанно кивнула и пошла за ним. Мы завернули за угол и спустились по каменным ступеням. Внизу было тускло и прохладно. Свет проникал только в несколько маленьких окошек, расположенных в стенах на равном расстоянии друг от друга. Я прошла за ним через несколько дверей. Он открыл последнюю и сказал:
- Заходи сюда.
Я остановилась в нерешительности, тогда он толкнул меня внутрь и захлопнул за мной дверь. Я услышала, как щелкнул замок.
Комната была маленькой, но не такой уж пугающей. Свет проходил в нее сквозь очень маленькое окошко. Оно было настолько крошечным, что даже если бы я добралась до него, то все равно не смогла бы пролезть. В одном углу лежала плетеная соломенная циновка. В противоположном в полу зияла дыра. Пятна и запах сообщили мне о ее предназначении. Рядом с циновкой стоял кувшин. В нем была вода. Я принюхалась, чтобы убедиться, что это действительно вода. Я окунула в него подол рубашки и вытерла с лица глупые слезы. Затем подошла к циновке и села на нее.
Я сидела долго. Потом легла. Должно быть, я ненадолго уснула. Услышав, как отпирается замок, я встала. Мужчина осторожно открыл дверь, оглядел комнату, затем посмотрел вниз на меня. Казалось, он был удивлен тем, что я такого маленького роста.
- Еда, - сказал он и передал мне глиняную плошку. Я была так удивлена, что просто стояла, сжимая ее в руках, пока он выходил и закрывал за собой дверь. Когда он ушел, я посмотрела в тарелку. Там была зерновая каша с лежащими сверху кусочками какого-то оранжевого овоща. Я отнесла ее к циновке и начала осторожно есть руками. Кто-то положил в миску столько еды, что ее бы хватило взрослому. Так много еды у меня не было уже давно. Я старалась есть медленно, думая о том, что делать дальше. Когда еда закончилась, я выпила немного воды и вытерла пальцы о подол рубашки. Свет, проникающий в мою маленькую комнату, тускнел. Я ждала, не случится ли что-нибудь еще, но больше ничего не происходило. Когда в камере стало темно, я легла на циновку и закрыла глаза. Я думала о своем отце. Я представляла, что бы он сделал со стражниками. Или с Двалией. Я представляла, как он душит ее, и, тяжело дыша, сжимала кулаки, настолько мне была приятна эта картина. Он бы проучил их. Он бы всех их убил ради меня. Но моего отца здесь не было. Он не мог узнать, где я. Никто не спешил мне на помощь. Какое-то время я плакала, а затем уснула, сжимая свечу моей мамы.