Не стоит, волчонок. Палка все еще при ней. Отползай. Незаметно. Она из тех, на кого не стоит нападать, если не уверен, что сможешь убить.
Я попыталась отползти ужом, но рука не слушалась меня. Она бесполезно повисла. Я была сломлена. Я зажмурилась от боли, и маленькие черные точки поплыли перед глазами. Двалия сначала встала на четвереньки, а потом с кряхтением поднялась и пошла прочь, не взглянув на меня. С другой стороны костра она села на свой мешок и снова начала рассматривать свои скомканные бумаги и маленький свиток, который нашла в костяной трубке. Она медленно поворачивала листы, потом внезапно наклонилась ниже, разложила их рядом у себя на коленях, переводя взгляд с одного на другой.
Калсидиец медленно сел. Он дотронулся до затылка, посмотрел на руку и потер друг о друга влажные пальцы. Он наблюдал, как я приподнялась, и, глядя на мою обвисшую руку, покачал головой.
- Она сломана, - прошептала я. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы кому-нибудь было не все равно, что мне очень больно.
- Страшнее смерти, - спокойно сказал он, подобрался ближе, положил пальцы мне на плечо и надавил. Я вскрикнула и отдернулась.
- Не сломана, - констатировал он. - Но я не знаю, как это называется по-вашему.
Он сжал одну руку в кулак и стиснул его другой рукой, а потом выдернул кулак.
- Выскочило, - сказал он и потянулся ко мне, отчего я сжалась, но он лишь помахал в сторону плеча: - Выскочило.
- Рука не двигается, - меня охватила паника, я не могла вдохнуть.
- Ложись. Не двигайся. Расслабься. Иногда оно встает на место само.
Он посмотрел на Двалию.
- Она - оса, - сказал калсидиец. Я уставилась на него, он болезненно улыбнулся. - Калсидийская поговорка. Если пчела жалит, то умирает. Она расплачивается за то, что причинила тебе боль. А оса может жалить снова и снова. Боль, которую она приносит, ей ничего не стоит.
Он пожал плечами:
- Вот они и жалят. Ничего другого они не знают.
Двалия неожиданно вскочила на ноги.
- Я знаю, где мы находимся! - она снова посмотрела на маленький свиток. - Руны сходятся. В этом нет никакого смысла, но должно сходиться!
Она уставилась вдаль, потом ее глаза сузились, а выражение лица изменилось, когда она что-то поняла.
- Он соврал нам. Он соврал мне! - взревела Двалия. Она пугала меня, когда злилась, но в гневе была еще страшнее. - Он соврал мне! Рыночная площадь, сказал Прилкоп, на людной дороге. Он считал себя очень умным. Он обманом заставил меня привести нас сюда. Он обманул меня!
Последние слова она прокричала, лицо изменилось до неузнаваемости, превратившись в застывшую маску.